Йосеф Кац, партнёр «Вестника Тарту» в рамках проекта «Медийный марафон»
«Дай мне каннель, Ванемуйне!» – обращался в первых же строчках эстонского национального эпоса «Калевипоэг» его творец и составитель Фридрих Рейнхольд Крейцвальд.
Покровитель сказателей и песнопевцев на пламенный призыв откликнулся. Да и не мог, попросту, поступить иначе. Ведь сам этот мифологический персонаж был создан фантазией народного просветителя.
Существовал ли его прямой аналог или же отдаленный прототип в подлинном пантеоне древних язычников-эстов – узнать, по всей вероятности, нам не придется уже никогда: каких-либо письменных подтверждений тому не сохранилось.
На протяжении последних полутора веков имя Ванемуйне ассоциируется, в первую очередь, не с поэзией и песней, а с театром: летом 1870 года силами одноименного общества в Тарту была поставлена пьеса Лидии Койдула «Племянник с Сааремаа».
* * *
Застройка окраинной тартуской улицы Яама, скажем прямо, особо целостным архитектурным ансамблем похвастаться не может – но даже в здешнем разнобое здание номер 14 выделяется несуразностью.
Благородных пропорций классицистический портик с треугольным фронтоном, перенесенный сюда словно из Старого города, если не вовсе с берегов Невы, лепится к перпендикулярному строению с дощатым торцом.
Понятно, что в первые десятилетия своего существования музыкально-драматическое общество «Ванемуйне», остававшееся полулюбительским, было радо и таким помещениям: в других городах эстонские труппы не имело и таких.
В начале ХХ столетия, когда и уровень постановок значительно подтянулся, и требования зрительской аудитории к комфорту в известной мере выросли, довольствоваться прежним зданием становилось все труднее – да и как-то несолидно, откровенно говоря.
Образ сказателя-Ванемуйне был, как известно, позаимствован у финнов. По тем же самым соображениям или нет, но и проект нового театрального здания было решено заказать у северных соседей – у признанного мастера модерна, архитектора Армаса Линдгрена.
Изначально ему было поручено оформить главный фасад постройки: тартуские театралы, признаться, несколько опасались, что поручить знаменитому хельсинскому зодчему проектировать весь объект целиком окажется в итоге слишком уж накладно.
Опасения оказались излишни: Линдгрен взялся за работу по льготному для заказчиков тарифу. Истинный корифей югендстиля, он был уверен: внешний облик здания должен отражать и раскрывать логику его внутренней планировки.
Когда в 1906 году со театрального здания на улице Айя – нынешней Ванемуйсе – сняли строительные леса, изрядное число горожан испытало нечто вроде разочарования: слишком уж «современным» оно оказалось.
Удивление было оправдано: вместо игры в фольклорную «древность» архитектор избрал стилистику, в чем-то предвосхищающую художественный язык функционализма и опережающую эпоху лет на двадцать.
Если с торца театр, действительно, мог восприниматься эталоном несколько тяжеловесного северного модерна, то его продольный, развернутый к летнему саду фасад поражал воздушной легкостью.
Казалось – он полностью соткан из стекла кажущихся даже больше своего истинного размера высоких окон. Эффект подчеркивали два полукруглых эркера: в них расположились лестницы.
«Красивый, красивый, красивый! – характеризовал на страницах газеты «Postimees» театр «Ванемуйне» драматург Аугуст Китцберг. – Весь милый, простой, домашний, но при этом – европейский».
* * *
По прошествии тридцати лет первые восторги несколько поутихли: в конце тридцатых годов все чаще начинали раздаваться голоса, что старый-добрый «Ванемуйне» морально устарел.
Упреки, как правило, звучали в адрес зрительного зала: спроектирован он был таким образом, что при необходимости стулья можно было убрать и проводить в помещении танцевальные вечера.
К 1939 году проблема эта была решена: по проекту архитектора Арнольда Маттеуса со стороны Рижского шоссе к зданию был пристроен новый объемный корпус с технической новинкой – вращающейся сценой.
Только вот постановки на ней шли совсем недолго: в августе 1944 года театр попал под артиллерийский огонь. Выгоревшие стены еще полтора десятилетия дарили шанс на то, что рано или поздно театральная жизнь в них вернется.
В необходимости воссоздать здания сомнений не было. Только вот архитектурные вкусы изменились: югенд решили обрядить в сталинский ампир. Выглядел проект диковато – и намеченная скульптура Ванемуйне перед фасадом только усиливала чувство абсурда.
Пока суть да дело, коробка стен окончательно амортизировалась. Снесли ее в середине пятидесятых. А в 1967 году новый «Ванемуйне», решенный в формах минимализма, принял первых зрителей. Точнее – слушателей: первым был готов концертный зал.
Еще через пять лет постановки начались и в собственно театральном зале. Тогдашняя архитектурная критика подчеркивала не только его размеры, но и символическое расположение плюс-минус на месте его исторического предшественника.
В 1998 году «Ванемуйне» прошел очередной курс «омолаживания». Помимо модернизации помещения для концертов изменен был и главный фасад здания: он был украшен декором, позаимствованным у народных вышивок.
Что ж – и это немало. Особенно – с учетом того, что стоит нынешнее театральное здание на том же самом участке, где высился некогда его исторический предшественник, утраченный увы, уже навсегда и безвозвратно.
Но единство места, времени и действия, впрочем, сохраняется. А если верить принципам, лежащими в основе классического, восходящего чуть ли не к античности, театра, это – самое главное.
Читайте также:
Утраченный Тарту: десяток воспоминаний
Старая Мариинская церковь: тень Средневековья