C 24 февраля украинцы живут в мире, из которого навсегда ушла фраза «не может быть». Теперь мы знаем, что может быть всё – даже то, чего быть не может. И в нашу привычную счастливую жизнь прочно вошли слова, которые ещё совсем недавно были немыслимы – ракетные удары, эмиграция, беженцы…
В прошлых номерах (ВТ от 21.04, 5.05, 19.05 и 2.06) я рассказала о первых днях войны в Киеве, нашей дороге в Тарту, чувстве вины и синдроме беженца. А сегодня расскажу о том, как живут украинцы, приехавшие в Тарту из разных уголков Украины.
Разорванные в клочья
Украинцы – это далеко не первые беженцы в мире вообще и в Эстонии в частности. Поэтому в представлении людей образ беженца вполне сформирован, и, скажем прямо, это совсем не тот человек, которого многие хотели бы видеть не то что приятелем или соседом, а даже мимолётным собеседником. И миру ещё предстоит осознать, что украинские беженцы – другие.
Начнём с того, что 90% украинских беженцев – это женщины и дети. А по данным Кассы по безработице, более 60% беженцев из Украины, которые сегодня ищут работу в Эстонии, составляют люди с высшим образованием, более 10% – с прикладным образованием. Каждый 20-й приезжий работал на руководящих должностях и является специалистом высокого уровня.
В то время как в Эстонии время от времени разгоняются слухи, что беженцы сюда приехали ничего не делать и проедать пособия, в самой Украине бьют тревогу, поскольку прекрасно понимают: на запад выехали либо те, у кого не было выбора, либо самые предприимчивые и активные. Сегодня Украина, по разным оценкам, рискует надолго лишиться от 5 до 7 миллионов своих граждан, которые, к сожалению, будут работать на экономики других стран.
Ещё одно существенное отличие заключается в том, что практически все мы нуждаемся в социализации. Украинцы – это очень гостеприимный и жизнелюбивый народ. Мы любим собираться компаниями в любом формате – с детьми и без детей, с родными и друзьями, на девичники, мальчишники или дружеские семейные посиделки. Сегодня эту часть своей жизни беженцы потеряли: у нас не то что социальные связи – даже семейные связи разорваны в клочья.
Сегодня я вам расскажу об украинцах, которых знаю лично. Возможно, эти истории позволят вам лучше нас понять.
Истории украинцев
- Александру (все имена изменены) 63 года, он приехал с женой в Тарту из Одессы в середине марта. В Украине он уже три года был на пенсии, а здесь неожиданно оказался «мужчиной в полном расцвете сил», который может и должен работать до 65 лет. Последние три месяца для Александра не прошли впустую: он ходит на курсы эстонского языка и на водительские курсы, чтобы получить права категории С. А ещё он успел поработать автокурьером. Кстати, Александр – один из немногих, кто живёт не в социальном жилье, а снимает квартиру. При этом хозяин квартиры, узнав, что новый жилец из Украины, сделал ему 50%-ную скидку на жильё на три месяца.
«С этого месяца мы уже будем платить полную сумму, и я как раз нашёл новую работу, буду «слезать» с пособия! – радостно поделился Александр на днях. – Я здесь как будто в свою молодость вернулся, так что на соцпомощь жить не собираюсь».
- Тоне – 42, в Тарту она приехала с 15-летним сыном. Говорит, что здесь когда-то жил её брат, поэтому город казался более-менее знакомым, вот они и приехали сюда. С ней мы тоже познакомились на курсах эстонского. Тоня – юрист, и поскольку две основные опции для работы юристом в Эстонии (знание местного законодательства и знание эстонского языка) у неё отсутствуют, с продолжением карьеры пока придётся повременить. Но свободного времени у Тони нет – она много занимается волонтёрством. Пособия Тоня не получает – живёт на свои. Её муж остался в Киеве, работает и высылает ей деньги.
- Кате – 32, в Запорожье у неё был свой салон красоты. С онкобольной мамой и 8-летней дочкой они первоначально приехали в Эльва, где живёт их дальний родственник, но Катя не смогла там найти жильё и работу. Переехали в Тарту, тем более, что здесь мама смогла встать на учёт в Клинику Тартуского университета. Эстонский Катя не учит – говорит, что у неё на это нет времени, да и вообще она настроена поскорее вернуться домой. День у неё расписан по минутам: с 6.00 до 12.00 она убирает два офиса, а с 13.00 работает маникюршей в небольшом кабинете, который ей пришлось оборудовать с нуля. Все трое живут в хостеле. Муж Кати на фронте.
«В первые дни жизни в хостеле я написала в одну из групп в ФБ, что моей дочке нужен старый ноутбук, – рассказывает Катя. – Мы сюда приехали совсем без вещей, я не знала, нужно ли будет платить маме за химиотерапию, поэтому каждая копейка была на счету. Честно говоря, комментарии были очень жёсткие, даже вспоминать не хочу. Целый вечер проплакала, а потом решила: больше ничего просить не буду. Заработаю сама. Я очень благодарна тартусцам за гостеприимство, но при первой же возможности уеду домой».
- Светлана с 7-летней дочерью приехала из Донецка. Четыре года полувоенной жизни в Донецке, потом – 4 года попыток обустроиться в Чехии. Не получилось, летом 2021-го они с дочкой вернулись в родной Донецк. А уже через полгода им снова пришлось бежать. Кстати, Светлана – единственная их всех моих знакомых, которая старается общаться с окружающими по минимуму. Говорит, что пока не готова соприкоснуться с чужой болью – она со своей собственной до сих пор не справилась. А ещё она единственная, кто уверенно говорит: в Украину больше не вернётся.
«Я устала от кочевой жизни и просто не смогу всё ещё раз начинать с нуля, – говорит Света. – Мне некуда ехать и незачем: за три месяца Эстония стала мне родной».
Наталья Мичковская, Киев–Тарту
(Продолжение в следующем номере)