В 2024 году Тарту является Культурной столицей Европы. И вот уже два года, как идёт российско-украинская война. Побеждает ли в человеке культура или война? Как проходит время? Об этом мы поговорили с тартуской поэтессой Людмилой Казарян.
Людмила, 18 марта 2022 года я напросился в гости. Вы читали мне антивоенные стихотворения разных поэтов. Вернувшись домой, я впервые после 24 февраля смог снова читать. Чем не стала и чем была для вас поэзия в первые дни и месяцы войны? Насколько острым, мучительным было переживание бессмысленности и бессилия слова, искусства, культуры?
Я знала, что это война, ещё 22 февраля. Фактически война уже шла с 2014 года – но тогда её ещё можно было называть «гибридной», тогда ещё удавалось смотреть в другую сторону.
У меня в целом катастрофическое мироощущение, тот самый случай умников, которые при апокалипсисе первым делом говорят: «А мы вас предупреждали!».
То есть знаешь о затяжном вооруженном конфликте на востоке Украины. Знаешь об отторжении Крыма. Знаешь, что РФ поддерживает украинскую Вандею. И всё равно получаешь страшный удар от противоестественности происходящего: «Киев бомбили, нам объявили, что началася война». Чтобы российское государство официально и открыто выступило против Украины… Это как небо оказалось твердым и упало на землю. Знаете ли, что в РФ нашлись люди, которые 22 февраля (дата «воссоединения» с РФ непризнанных образований ДНР и ЛНР) пили шампанское в честь «окончания войны»? А у меня волосы вставали дыбом от такой слепоты… и всё последующее только подтверждало этот первый ужас.
Для меня в одночасье изменили смысл многие из моих текстов. Их, антивоенных, у меня всегда было много. В мою книгу, изданную в 2020 году тартуским издательством «Диалог», вошёл текст «Строгие правила» об истории Армении, в котором комментарий является частью стихотворения, там есть строка: «Воины, павшие в битве за веру, считаются принявшими крещение огнём и мечом». Это текст о древних войнах за независимость – но даже его с февраля 2022 года я не могу читать. Я потеряла тогда голос в буквальном смысле: частично утратила способность читать своё. Я и в сентябре 2022 года читала на фестивале (Тартуский поэтический фестиваль им. В.А.Жуковского – Ред.) не свои стихи, мною же введённое правило нарушив. Но это было личное переживание эсхатологической природы, а не «переживание бессмысленности слова, искусства, культуры».
Что бы там ни навязывали мне извне, мое гражданское сознание – это сознание человека, связавшего свою судьбу с Эстонией. Это не я живу за границей России, а Россия находится за нашей границей, она – Занаровье, как в романе-предупреждении Елены Скульской. Так что нет, я не онемела полностью и не прокляла ничью культуру. Что такое вообще культура перед лицом опасности исчезновения всей жизни на Земле? (А эта опасность стала реальной.) И для меня тогда стали поддержкой идеи человека, аргументированно доказывающего, что мы давным-давно уже живём на одном из дубликатов планеты Земля, погибшей в ядерной войне. То есть всё уже произошло (но не всё дозволено). А красота творений природы и человека осталась красотой. Строка Виталия Пуханова «А нас поэзия спасла» не утратила своего значения. Вот такая запись сделана мною в марте 2022 года: «Нет, не работает ни литература, ни иные искусства… такие качели (синусоида, спираль) между адом и небесами. Но кто-то хлеб умеет печь, кто-то – дома строить, а кто-то – петь и умирать…».
В Telegram’е вы сделали поэтический канал с ироническим названием «Никчемушки», где публикуете тексты свои и других авторов. Кого из современных поэтов вы открыли? Какие написанные за последние два года стихотворения особенно важны для вас? Для меня – «Там, где заканчивается город» Сергея Жадана и «Рано темнеет, и всем нездоровится» Михаила Айзенберга.
Это не ироническое название, оно из моего лирического текста:
Я собираю всякие никчемушки –
бусинки, камушки, маленькие ракушки…
Речь идёт о детской шкатулке с «сокровищами», в одной повести Урсулы Ле Гуин метко названной «душехранительницей»: о вещах памятных и важных для этой конкретной личности, для меня. Но установка на снижение пафоса имеет место, так некоторые авторы упорно называют свои произведения стишками и стихиками.
Из прочитанного в эти годы до сих пор остаётся значимым и страшным стихотворение Григория Петухова «Мы пронесём портреты дедов…», написанное весной 2022 года. И не какой-то один, а многие тексты Елены Михайлик, Игоря Булатовского, Марианны Кияновской. (Марiанна Кiяновська, украинская поэтесса, которую я открыла и в переводах Станислава Бельского, и в подлинниках).
В последнее время я дважды встречал вас на youtube-канале «Метажурнал», на презентациях сборников Анны Гринки и Ивана Полторацкого. Расскажите кратко о «Метажурнале».
Это независимый антивоенный, профеминистский журнал о современной поэзии на базе телеграм-канала. За последний год в «Метажурнале» произошло столько изменений, что я за ними с трудом поспеваю. Появился собственный сайт, стримы, посвящённые новым книгам, стали регулярными. Раз в две недели читатели канала выбирают текст, который комментируют несколько редакторов. В начале 2022 года был период, когда редакторы просто публиковали, не комментируя, антивоенные тексты.
Когда я читаю антивоенные стихотворения, то ожидаю не эмоциональную помощь или подпитку. Поэзия не моё убежище. Я надеюсь, что стихотворение поможет мне увидеть целое, осознать то, чего я не понимаю. Что вы ищете в поэзии сегодня? Или она, действительно, лишь «приятна, сладостна, полезна, / как летом вкусный лимонад»?
Как одна из редакторок «Метажурнала» я регулярно ищу тексты, которые захочу и смогу комментировать. Тут ключевое слово «смогу», пару раз (но не больше) выбор текста для комментирования был не моим решением. Я не смогла бы писать о текстах, которых сама не понимаю, скорее, пишу о таких, в которых за внешней понятностью спрятана загадка, даже чудо. Как читатель я люблю тексты фабульные, которые рассказывают какую-то историю (или напоминают о ней), а сами истории люблю фантастические, волшебные. Но тяга к чуду не обязательно связана с эскапизмом. Искусство даёт нам возможность прожить не одну, а множество жизней – и это всё-таки помогает продолжать жить собственную. Искусство слова оказывается самым неуничтожимым и при этом демократичным, можно сжечь книгу, стереть файл – но останется человеческая память, хотя у Бредбери в «Лучезарном Фениксе» и звучит: «А кто вам сказал, что мы не будем жечь людей?».
В 2023 году был опубликован цикл ваших стихотворений «Не о войне» в ROAR (в 9-м номере электронного «Вестника антивоенной и оппозиционной культуры»). 30 января 2024 года в интернет-журнале «Новые облака» появились другие стихотворения. В этом году выйдет следующая подборка в ROAR. Когда в новую – после 24 февраля – эпоху вы начали снова писать? Как это произошло? Изменилось ли вдохновение как само- и мироощущение?
О катастрофическом мироощущении я уже говорила. Я не прекращала писать, я временно утратила только способность читать свои тексты вслух (и до конца её пока не восстановила) – и они (только мои собственные) стали для меня меньше значить. С февраля 2022-го по май 2023 года я не заботилась и о публикации своих текстов. Не думаю, что смогу прочесть теперь вслух стихотворение 2014 года «Хвала вам, наёмники, сукины дети, псы войны!». И вряд ли ещё когда-нибудь напишу текст, в котором война присутствует как метафора.
Начать разговор о стихотворениях я хочу с вопроса о выборе. Почему свой антивоенный цикл вы назвали «Не о войне»?
Я бываю на Тартуском слэме (Tarslämm), иногда выступаю, иногда только слушаю других. И в произведениях эстонских авторов эмоциональный спектр и тематика куда разнообразнее, чем в моих периода войны. Сейчас на русском языке публикуются, в том числе, и тексты, написанные до февраля 2022 года. Не уверена, что опубликованная в свежем номере «Новых облаков» подборка рижанина Сергея Тимофеева довоенная – но она как раз о таком мире, где войны не слышно, и было так хорошо окунуться в эту гармонию. Вот и для эстонских авторов, которых я слушала на слэме, война – не центральная тема. То, что внутри чьего-то поэтического мира войны просто не существует, меня сначала удивляло, но планета у нас всё-таки большая.
А для меня всё иначе: не быть на войне, жить в безопасности, но в мыслях оставаться внутри войны… Я не приемлю навязанной вины, но принятие её на себя по доброй воле – это уже другая история. Война не даёт забыть о себе, всё то, что пишется не о ней – всё равно о ней. Она отзывается внутри мыслями, страхами, бессонницей, вечными поисками выхода… На самом деле я не знаю, что чувствуют люди под бомбами и каково это – в одночасье потерять дом и близких. Я не пытаюсь присвоить себе, примерить на себя эти чувства. Пишу о том, что знаю сама, из мирной страны – но война во всём присутствует, невидимая и вредоносная, как радиоактивное излучение…
Стихотворение «Когда весна придёт…» заканчивается оптимистической строкой «жаворонок зазвенит». При повторном чтении мой взгляд застыл на рифмах: «набросит – сеть – не спросит – петь – порфира – гранит – мира – зазвенит». Время, когда я знаю, что жаворонок непременно запоёт, но это не значит, что порфира замолчит. Не или – или, а в итоге – жаворонок и порфира?
В этом тексте строки о жаворонке – почти прямая цитата из написанного 18 марта 1937 года стихотворения Осипа Мандельштама о Франсуа Вийоне, который противопоставлен царственным саркофагам фараонов и «государственному стыду»:
Он – разбойник небесного клира,
Рядом с ним не зазорно сидеть:
И пред самой кончиною мира
Будут жаворонки звенеть.
Так что мой текст – оммаж Мандельштаму, и тема его тоже близка, хотя неумирающей природе я противопоставляю не только государственность («порфира»), но и поэзию («что наши лира или порфира»). А вот «в пятнах зелёных сеть» весны непосредственно связана с одесскими мастерицами, которые плетут для фронта защитные сетки. Жаворонок – это жизнь (хотя певчая птица всё равно указывает на искусство). Будем жить – будем петь.
Цикл «Не о войне» завершается строкой «и что там ещё человеку осталось». Ваш ответ – «Я думаю», так называется подборка в «Новых облаках». Я читал стихотворения как ваш дневник, и у меня складывалось впечатление, что поэтическая мысль становится жёстче, резче, однако не звучит как окончательное отчаяние, даже в строке «я отказываюсь быть человеком». Больно, но потому что в душе, вопреки всему, ещё есть ценности, смыслы – об этом напомнили мне ваши тексты. Как вы изнутри видите: меняются ли как-либо ваши стихотворения, куда они движутся?
Чисто формально – в сторону минимализма. Но это мой давний уже вектор. Как ни странно, именно столкновение с нежеланием понять чаяния тартуской русскоязычной публики руководством «Прима Виста» в мае 2023 года вытащило меня из бездны отчаяния. Я обратилась к историческим аналогиям, начала конструировать миры, непохожие на наш (и одновременно похожие). Смирения во мне не появилось, но богоборчества стало поменьше. Говорить же о своих текстах последних двух лет как о едином корпусе я ещё не готова.
В одном стихотворении из цикла «Не о войне» есть строки: «Так говорят поэту – ты поэт, / а мир лежит во зле? Держи ответ». Вы занимаете антивоенную, гуманистическую позицию много лет, живёте в Тарту – и вы чувствуете свою ответственность за пределами Культурной столицы Европы?
В самих текстах сказано, что боль от войны (от войн) расползается по всей планете, и вряд ли от этого существует надёжное убежище. Да, вопрос «что я сделал / не сделал, чтобы это предотвратить» всегда остаётся, и меня он мучит. Война затягивается, боль становится привычной – и это изматывает. Даже в прекраснейшем из городов не получается «жизнь просвистеть щеглом, заесть ореховым пирогом». В 2023 году несколько изменилось мое гражданское поведение по отношению к Украине – от «молчать и донатить» к «говорить и донатить».
Давайте вернемся в май 2023 года. Перед самым началом тартуского литературного фестиваля «Прима Виста» из программы была исключена Линор Горалик, поэтесса, художница, основательница ROAR, человек безупречной антивоенной позиции. Две встречи с Горалик состоялись, но в аудитории Тартуского университета и в городском музее Тарту. Вы модерировали вторую встречу. Что это значило для вас? В какой мере виновна русская культура в войне?
Я о приезде Линор Горалик в Тарту давно мечтала, приглашала Линор и на фестиваль имени Жуковского. К сожалению, ей тогда здоровье не позволило приехать. Фестиваль «Прима Виста» и богаче нашего, и многолюднее, так что я сначала просто радовалась приезду Линор Горалик в Тарту, а потом ещё и гордилась, что меня позвали модерировать один из её вечеров, волновалась, как справлюсь. Для меня «отмена» Линор Горалик стала сильным ударом, нервным потрясением, но и встряской, после которой я начала снова заботиться о публикации своих текстов.
Мы становимся на шаткое основание, рассуждая о грехах «русской культуры», потому что дать определение культуре (помимо общего «всё, что создано не природой, а человеком») довольно затруднительно. Если считать русской культурой закреплённые со времен Российской империи в языке презрительные наименования для «инородцев» – то да, виновата. Но как быть с теми, кто никогда не использует этих слов и не учит им своих детей? Слишком многого хотят от явлений культуры те, кто верит в «вину культуры». Культура не прямолинейна по отношению к развитию общества, жернова её мелют медленно, её влияние неуловимо. Даже прямая индоктринация, даже репрессии в ряде случаев срабатывают наоборот, рождается «вторая культура», субкультуры, протестные движения… Но это прекрасное само по себе романтическое представление: вот я сейчас найду самое правильное, самое главное слово, произнесу его – и мир изменится к лучшему. К сожалению, ни одна из человеческих культур таких волшебных слов не знает.
Культура как совокупность произведений искусства и процессов их создания ни в чём не виновата и ничего никому не должна. При этом сбрасывание пушкиных с пароходов и пьедесталов – тоже часть культуры.
С 2017 года вы организуете поэтический фестиваль имени В.А.Жуковского (русский поэт тесно связан с Дерптом, является почётным доктором университета). Как изменился фестиваль в новую эпоху? Приобрёл ли он иные смыслы?
Да, фестиваль изменился. Ещё во время карантина усилилась ориентация на авторов из самой Эстонии. Это и не дало нам засохнуть на корню: остался наш прекрасный город Тарту, осталось желание живого творческого общения, сохранилась поддержка тартуской экспертной группы Капитала культуры, города Тарту, Тартуской городской библиотеки им. Оскара Лутса, Тартуского университета и Научной библиотеки. Сместился фокус наших интересов к зарубежью: ждём гостей не с востока, а с запада, с юга и с северо-запада от наших границ. Нас не оставляют постоянные участники из Латвии и Финляндии, приезжают новые интересные участники из США, Украины, Израиля, Германии: Игорь Сатановский, Фридрих Чернышёв, Ольга Фикс, Алёна Максакова, Михаил Шерб и др.
У фестиваля антивоенная направленность, мы против агрессии России в Украину. В 2022 и 2023 годах проводились антивоенные вечера оффлайн и в Zoom при участии т.н. «иноагентов». Расширилась переводческая часть фестиваля. Для нас очень важно, что в фестивале участвуют авторы из Украины: беженцы – во плоти, а с Киевом и Одессой мы соединялись через Zoom. В 2023 году участвовали такие авторы из Украины, как Ольга Брагина, Оксана Кошелева, Станислав Бельский, Фридрих Чернышёв, Юлия Беломлинская.
Фестиваль ни разу не был отменён. О приключениях участников времён пандемии при пересечении границ можно писать авантюрные романы. Антивоенный роман о собственной жизни пишет всю жизнь наша участница Полина Жеребцова. Возможно, и украинский беженец Фридрих Чернышёв напишет… мог бы написать о крушении и без того непрочного мира. И мы все ещё нужны друг другу, живущие в разных странах, говорящие на разных языках и пишущие стихи и прозу по-русски.
Ваш фестиваль, кроме лекции о Жуковском и чтений стихов, как правило, имеет ещё некую тему. Чему вы хотите уделить особое внимание в 2024 году?
Размышлениям о том, что значит быть европейцем. Недаром же наш город стал в этом году Культурной столицей Европы. Программа фестиваля ещё в работе. Подготовка фестиваля – это отдельный квест, требующий и предприимчивости, и скрупулёзности. Но мы общими усилиями всегда находили выход. Сейчас с ностальгией вспоминаю, как с участниками фестиваля стояли ночью в очереди в палатку, где делали экспресс-тест на ковид.
Следите за новостями, фестиваль, как и все предыдущие семь лет, состоится в Тарту в начале сентября, уже в восьмой раз, и участие во всех наших мероприятиях, включая экскурсии, остается свободным для публики.
Людмила, вы кто? Русская поэтесса в Эстонии? Эстонский русский поэт? Или ещё как-то иначе? Насколько важно для вас сейчас определить себя?
На языке вертится рифма «в пальто». А если без шуток, то вопрос идентичности сейчас стал особенно болезненным. Всё время кто-то другой пытается за меня решать, русская я или не русская, и можно ли доверять «человеку, рождённому в Уссурийске». При этом я с 70-х годов прошлого века живу в Тарту и сама никогда не сомневалась, что я гражданка Эстонии, натурализацией я это только закрепила. Я уже много лет назад определилась как эстонский русскоязычный автор. Обнаруживаю в своих текстах кальки с эстонского языка. Nationality у эстонской гражданки эстонская. Этнически я русская, вопрос же: «А кто вы по национальности?» считаю бестактным и очень странным в эпоху глобализации.
Два года войны. Людмила, что остаётся от времени?
Остаёмся мы. Остаёмся людьми.
Беседовал Тимур Гузаиров
Фото: частный архив