В начале 1930-х годов в Эстонии проживал всего 1% пенсионеров царского и эстонского времени. Сейчас в Эстонии 25% населения – это пенсионеры, а в Нарве – даже 30%. Как они живут? В Тарту в нашем районе Анне я не раз слышала на улице горькие слова русских пенсионеров: «мы теперь списанные», «мы неполноценные». Когда-то давно я гуляла в мае по Петергофу. Там были соревнования собак. Видела таблички: «молодые суки», «старые суки». Потом услышала: «Старые суки, на старт!».
С пенсионными проблемами я столкнулась год и два месяца назад, когда окончательно вышла на пенсию. Подоходный налог стал меньше, не 20%, а 10%. И не надо ездить на работу в Таллинн., куда ездила 14 лет. Но я привыкла работать – 42 года постоянно работала. А вот денег стало вдвое меньше А у меня сестра, украинская беженка с минимальной пенсией. Заслуженный отдых с достойной пенсией обернулся проблемой выживания во время войны и инфляции. Стала искать подработки для двоих. Но сначала надо было привести в порядок здоровье.
Самым важным событием пенсионной жизни для меня стала операция на ноге. Я консультировалась у подруги из Швеции, которая делала такую же операцию. Косточка мешала ходить. Заранее купила костыль по скидке. Врач дала справку. Операция была в поликнике на Пуусепа, 8. Больных много – конвейер. Никто не плачет, не кричит. Слышен разговор русских медсестер. Потом подошла нарколог и меня куда-то повезли. Медсестёр и нарколога я ещё видела, а хирурга так и не видела. Уже начал действовать наркоз. Боли не было. Очнулась через несколько часов. После операции накормили. Продали чёрный спецбашмак. Тоже по скидке – 10 евро. На рентген меня везла в инвалидной коляске моя сестра. И она же везла меня до гардероба. Правда, не справилась с управлением и ушибла руку. «Скорую помощь» нам никто не предлагал. Сели с сестрой на такси. Шофёр рассказывал, что на операции приезжают автобусом с Северо-Востока. После операции остаются на ночь у родственников, друзей.
Доехали до дома. Взлетела на пятый этаж без лифта, не понимая, что это наркоз. Башмак был в крови. Начала писать комментарии к рассказу. Но тут наркоз перестал действовать. Кровь не останавливалась. Наступила страшная слабость. Пришлось вызывать «скорую».
Моя сестра бинтовала ногу через день. Мой семейный врач куда-то уехала. Я висела на телефоне у медсестёр. Потом подошло время снимать швы. На счастье, пришла медсестра и сняла швы. Сначала я только сидела и лежала. Посуду мыла сидя. Продукты приносила моя сестра. Всю весну меня показывали по телевизору в документальных фильмах о Второй мировой войне. Это очень помогало держаться.
Прошло 39 дней. Начала потихоньку спускаться по лестнице. На улице конец весны. Дошла до скамейки соседнего дома, потом до автобусной остановки. Через полтора месяца после операции мы с Люсей съездили в контору Swedbank. И я даже сама дошла до аптеки. Потом начала ходить в магазин. В спецбашмаке и с костылём. На обратном пути садилась отдохнуть на скамейку. С июня перешла на босоножки. С костылём ездила в архив на Ноорусе. 45 минут на автобусе от моего дома. На базар ездили вместе с сестрой. Мне одной было не принести продукты.
В июле вместе с сестрой съездили в санаторий Вярска. Два раза искупалась в озере. В бассейне купаться боялась. Скользко. Перед поездкой купила мягкие ортопедические туфли по справке враче. 36 евро вместо 132. В них ходила в прохладную погоду летом и в сентябре. В сентябре стала ходить без костыля. Но ещё боялась подниматься в квартире по лестнице. Доставать бельё или посуду из верхних шкафов помогала сестра. Окна я помыть смогла. Шторы снимала и вешала сестра.
Я не хромаю. Силы восстановились. Отработала стипендию общества Э. Михкельсон. В октябре сделала доклад в Литературном музее. Опыт операции без боли и с врачом-невидимкой меня поразил. Я благодарна людям, которые мне помогали. Моей сестре Люсе и медсестре Илоне, которая приходила снимать швы. Я учусь жить в новой жизни. Не скучаю по Таллиннскому университету после трёх предложений поработать бесплатно. Почётной грамотой или благодарственным письмом счета не оплатишь. Университетскую технику нужно было сдать. Я осталась только с телефоном. Конечно, купила новый лэптоп и принтер, но у моей сестры уже выходит из строя подаренный волонтёрами отремонтированный лэптоп. Для неё нужно что-то искать.
Самые нежные чувства ко мне испытывает Налогово-таможенный департамент. Никогда не забудет напомнить, что я должна ещё что-то им уплатить. Нам с Люсей 140 лет на двоих, но мы справляемся. Люся в 70 лет сдала эстонский на А2 и ходит на В2. Её соседка по подъезду гордо сказала, что она 20 лет живет в Тарту и ни слова по-эстонски не знает. Люся же может понять объявление, письмо, немного говорить. Правда, вера в то, что в Эстонии нет мошенников, у неё поколебалась после звонка «сотрудницы из Сведбанка».
Скоро из печати выйдут две подготовленные мной в соавторстве книги. Хожу на гимнастику для пенсионеров, делаю упражнения на снарядах. Не чувствую себя ни списанной, ни неполноценной. Еще могу что-то делать. Вместо тех людей, которые забыли меня после выхода на пенсию, появляются другие люди, более надёжные. Пусть никто из мужчин-соседей не помог мне дотащить продукты вверх по лестнице, но мне дважды помог квартирант из соседней квартиры. Хотя бывшая коллега по Тартускому университету, увидев меня в спецбашмаке и с костылём, сделала вид, что не узнаёт, зато другая коллега предложила привезти продукты на своей машине. Возвращение после операции в реальную жизнь возможно и в пожилом возрасте. Я уже не читаю лекций, но кто-то по-прежнему читает мои статьи и воспоминания.
У моей сестры два сына в Харькове, где идёт война. Каждое утро у нас начинается с военной сводки. Мы ждём конца войны.
Галина Пономарёва
Фото: частный архив