12–15 сентября в Тарту пройдёт традиционный поэтический фестиваль им. В.А. Жуковского (см. программу: https://www.facebook.com/groups/399281093535201). Благодаря фестивалю, год назад я открыл эстонскую русскую поэтку Софию-Елизавету Каткову. Знакомство переросло в дружеское общение, которое длится как разговор о литературе, человеке во времени.
София, в сентябре ты снова приедешь в Тарту на поэтический фестиваль. Если оглянуться на прошедшее время, каким получился твой литературный год? Новые тексты? Значимые книги, события, достижения?
Литературный год, если выносить его отдельно, прошёл в своем черепашьем темпе. В темпе горящей свечки, а не лесного пожара. Я соблюдаю технику безопасности! Была первая русскоязычная публикация в израильском журнале «Зеркало». Была неожиданная номинация поэтической подборки на годовую премию журнала «Värske Rõhk». Неожиданная – потому что из всех номинированных текстов только один был изначально написан на эстонском языке, остальные переведены Каей Бейльманн.
Рада возможности продолжать непростую для меня работу в литературной критике, которая тем не менее даёт мне шанс внимательного прочтения и узнавания другого: весной вышла рецензия на поэтический сборник эстонского «сюрреалиста» Кристьяна Хальяка «Elektra Domina». Хотелось бы думать и писать о стихах и дальше, и больше. Оригинальных текстов написано меньше, но и меня сейчас больше занимает скорее поэтический перевод, которым тоже стараюсь сейчас заниматься более пристально.
Ты родилась в 1994 году. Закончила Таллиннский технический университет и работаешь инженером в сфере электроники. В пандемию ты вместе с друзьями организовала книжный клуб. В конце 2020 года в журнале Игоря Котюха «Новые облака» вышла первая публикация твоих стихов. В течение последних лет твои тексты, переводы, рецензии публиковались в интернет-журналах «Дактиль», «Зеркало», «Feministeerium», в эстонских литературных изданиях «Looming», «Värske Rõhk», «Sirp». В «Vikerkaar» готовится поэтическая подборка в переводах Каи Бейльманн. Твой вход в литературу пришёлся на время, когда происходит кризис, изменение привычного жизнеощущения и миропонимания. Человек выпал в иное измерение. София, чем в новое время является поэзия для тебя и чем она не стала?
До пандемии я жила очень изолированно – в том числе и от себя. Молчала. Училась и работала на заводе. Странно и неловко признавать, но когда весь мир погрузился в нечто подобное тому, что я привыкла ощущать изнутри, я стала испытывать жгучее чувство счастья. Я перестала быть единственной застывшей материей в камере хранения, это как будто перестало быть моей личной проблемой – я увидела растерянных людей вокруг себя, чувства которых для меня были давно знакомы. С книжным клубом мы, конечно, нарушали правила: прятались за занавесками в закрытых барах, собирались больше трёх, не надевали маски, читали Хайнлайна и, прости господи, Айн Рэнд… В общем, суть в том, что застывшая жизнь стала на тот момент самой что ни на есть неотложенной, настоящей жизнью. То же произошло и с войной – мир никогда не ощущался мной как безопасное и предсказуемое место.
Теперь, когда почвы под ногами не существует как понятия ни для кого, я чувствую себя как рыба в воде. Но не думаю, что именно кризис поменял во мне понимание или восприятие поэзии. Скорее всего, просто взросление. Работа с поэтическими текстами, письмо как таковое стало для меня действием, которое я могу совершать, не думая о последствиях, моей попыткой прервать вечную немоту. В то же время поэзия всегда обращена ко мне, является действием, совершаемым со мной, – и это один из эффективнейших механизмов запуска работы мысли и чувства. Если коротко, как секс с правильным человеком.
Думая о тебе как о поэтке, я в качестве визитной карточки процитирую строки:
ночное небо сбрасывало кометы
в то лето в тот месяц когда
з̶е̶м̶н̶у̶ю̶ ̶ж̶и̶з̶н̶ь̶ ̶п̶р̶о̶й̶д̶я̶ ̶д̶о̶ ̶п̶о̶л̶о̶в̶и̶н̶ы
чужих лучей не пропуская
я очутилась с веточкой в лесу
и лес превращался в пустыню
Освоить и преодолеть культурную традицию ‒ это сейчас твой путь к слову? Читатель может удивиться зачёркнутой узнаваемой строке. Меня, однако, остановил образ Я «с веточкой» – возникла светлая интонация, иное мироощущение по сравнению с Данте («Тот дикий лес, дремучий и грозящий, / Чей давний ужас в памяти несу!»). В твоем стихе Я входит в лес уже «с веточкой» ‒ у героя уже есть то, что изначально помогает, поддерживает в пути. «Веточка» – что она символизирует, к чему отсылает, откуда она пришла к тебе?
Ну, здесь это, с одной стороны, о ёжике в тумане, точнее, о вот такой освещающей дорогу веточке, а с другой – лексическое и ситуационное смягчающее преуменьшение. Я склонна иногда к высокопарности или драматичности, и стараюсь ловить себя на этом. В этих строчках я как раз и «ловлю» такую ситуацию, вычеркиваю её, хотя и оставляю на виду.
Кстати, строка «чужих лучей не пропуская» – это отсылка к «Приглашению на казнь» В. Набокова: «Чужих лучей не пропуская, а потому, в состоянии покоя, производя диковинное впечатление одинокого тёмного препятствия в этом мире прозрачных друг для дружки душ, он научился всё-таки притворяться сквозистым, для чего прибегал к сложной системе как бы оптических обманов, но стоило на мгновение забыться, не совсем так внимательно следить за собой, за поворотами хитро освещённых плоскостей души, как сразу поднималась тревога».
Несколько лет назад Михаил Трунин читал лекцию в Таллиннской центральной библиотеке о песнях Монеточки, говорил о том, как и из чего сделаны её стихи. С улыбкой признаю, что для меня это было тогда настоящим откровением! Я немного старше Монеточки, но тоже бессовестно использую не только цитаты из Данте или Набокова, но и из интернет-мемов. Строчку про веточку я заимствовала в том числе из мема. Я думаю, что подобный «центонный» приём весьма традиционен, и до каких-то революционных свершений мне далеко.
София, ты также занимаешься поэтическими переводами. Среди твоих авторов ‒ Юрген Роосте, Март Кангур. Чем отличаются русские стихи, читаемые или написанные тобой, от стихов эстонcких поэтов? Чувствуешь ли ты влияние эстонской поэзии?
Сложно говорить о своих написанных текстах, поэтому скажу больше о читаемых. Разница, прежде всего, скорее в авторах, а не в языке. Отчасти в вариативности литературных сообществ. Русскоязычных поэтов в принципе больше по логичным демографическим причинам, они доступнее, их можно прочесть везде и всюду. Та русскоязычная поэзия, которая находится в зоне моего внимания сейчас, это скорее такие утяжелённые, часто искусственные тексты, созданные исходя из определённых идей. Документальная поэзия, феминистская поэзия, квир-поэзия. Часто это поэзия высказывания, но за подбором поэтической формы к высказыванию очень интересно наблюдать.
Кажется, на русском я читаю в основном женщин. Наиболее перечитываемым для меня в последний год поэтическом сборником, о котором я до сих пор думаю и в эстетическом, и в этическом контексте, является вышедший в Краснодаре сборник Варвары Недеогло «Русские девочки кончают свободной землёй». Он находится в открытом доступе, файл можно найти в интернете. Можно ли найти похожее в эстонской поэзии? Света Григорьева звучала в своём дебютном сборнике «кто боится свету григорьеву?» («kes kardab sveta grigorjevat?», 2013) похоже, хотя прямолинейнее и нежнее.
Что касается других общих мест, то вполне очевидным и наиболее важным является язык как таковой. Письмо, исходящее не из смыслового высказывания, но из самого языка (фразы, слова, звука, буквы) и тем самым уже формирующее высказывание, – на этом строится вся поэзия в принципе, это её основное свойство. Например, для приезжавшей в прошлом году в Тарту на фестиваль Жуковского мультилингвальной берлинской поэтессы Инны Краснопер, работающей в пространстве нескольких языков одновременно, это основной инструмент, который она использует практически в чистом виде: в частности, у неё есть прекрасные тексты, построенные вокруг одной только буквы «i». Похожим приёмом пользуется Март Кангур, чьи стихи часто строятся вокруг одного фразеологизма или ключевого слова.
Влияние же эстонской поэзии на меня очевидно, потому что полусознательное присвоение прочитанного и запомнившегося происходит всегда. Из примеров: читала запойно Каплинского – начала вдруг писать об идентичности, исторической памяти, языке. Увлеклась Роосте – темп своих текстов вдруг значительно увеличился и появилось неимоверное количество переносов. Влияет в принципе всё, что вступает с тобой в диалог.
Ты перевела на русский язык в том числе антивоенные тексты – «Графоман Военного Года» Юргена Роосте, «Я не устану от войны» Марта Кангура. Процитирую последний текст:
я не устану от войны
пока она не закончится
я не устану от насилия
несправедливости
невежества
зла
пока они не закончатся
усталость во мне
устает даже от
мысли о себе
и уходит
дух остаётся настороже
сердце бодро
и горячо
Лиза, с какими трудностями ты столкнулась при переводе стихотворений? Что непременно хотелось тебе передать?
Поэтический перевод как политика – искусство компромисса. И поэтому мне важно понимать стихи в том числе с литературоведческой стороны – выделять составные, пытаться определять самое существенное. Непременно хочется передать самое существенное, а дальше наращивать вокруг нюансы. Но универсального «существенного» для всех стихов мира не существует, у каждого текста что-то своё.
Конкретно языковая проблема наиболее острая как раз при переводе стихов Марта. Во-первых, его тексты минималистичны, в них просто мало слов и ни одно, как правило, не бывает лишним. А это значит, что свою переводческую неудачу просто некуда запрятать. Во-вторых, его тексты концентрируются вокруг особенностей языка: в частности, вокруг устойчивых выражений и их остранения. Например, одна из сквозных кангуровских тем – это время, при этом часто происходит его олицетворение. Время показывает (средний палец), время проходит (мимо и не узнаёт) и так далее. И если говорить о теме времени, то мне в особенности хочется выть от отчаяния при переводе устойчивого в эстонском языке словосочетания võtab aega, потому что для нашего «рустонского» языка сказать возьмет время тоже абсолютно естественно! Но исходя из правил русского языка – неправильно.
Я удивился, когда прочитал твой перевод на эстонский язык стихотворения «Лише не називай це мовою» украинского поэта С. Жадана (Looming, 2023, №3). София, расскажи, пожалуйста, о своих отношениях с эстонским языком? Как шла работа над переводом Жадана и были ли отзывы эстонских коллег и читателей?
Я родилась и выросла в Таллинне в русскоязычной семье. Являюсь продуктом русскоязычной школы. Эстонский язык не является для меня родным. Идея перевести Жадана появилась просто потому, что не существует переводов на эстонский именно тех стихов, которые я считаю лучшими, да и вообще переводов его стихов очень мало. Началось это с того, что осенью 2022 года я пошла на концерт рок-группы «Жадан i Собаки» в ещё работавший тогда бар Sveta, где встретилась случайно с главным редактором журнала «Looming» Индреком Месикеппом. Мы перекинулись тогда парой слов, и позже он предложил мне попробовать перевести несколько жадановских текстов. Я люблю шутить, что он, наверное, был немного пьян. Хотя, на самом деле, это просто я светилась энтузиазмом. Вообще переводить большого поэта мирового значения Сергея Жадана – это такая же залихватская идея, как переводить Леонарда Коэна (таким я тоже занималась).
Переводила я, имея перед собой два текста: исходный на украинском языке и перевод Станислава Бельского на русский. Позже Станислав Бельский, поэт и переводчик из Киева, сам находясь под сиренами и бомбами, помог достать издания сборников. На перевод ушло несколько месяцев, ещё несколько месяцев – на редактуру. Первая «обкатка» переводов прошла во время предрождественского университетского вечера магистрантов-литературоведов Таллиннского университета, где я сейчас учусь. В общем, первыми читателями и редакторами были мои сокурсницы, слушателями – преподаватели. Их реакция помогла не струхнуть и отправить тексты Дорис Карева, редактору поэтической рубрики журнала «Looming». Дорис ответила, что переводы гладкие, и что она рада будет их опубликовать. На тот момент это была моя первая бумажная публикация в принципе, и первая пристальная работа с редактором. Я не скажу, что всё получилось идеально, и знаю, что сделала бы сейчас в этих текстах иначе. Но это был бесценный опыт – и со стороны познания эстонского и украинского языков на практике, и со стороны работы с редактором.
О психологии творчества. В присланных тобой стихотворениях я отметил телесные образы, стремление физически выразить, передать ощущение рождения стиха. Например, «это луч, скучающий между / ахиллесовым сухожилием / и лодыжкой – / скачет вверх». Или: «невозможно закрыть гештальт / подушечек пальцев / однажды неловко тронувших / холод слоновой кости». Лиза, как ты понимаешь, что стихотворение уже родилось и получилось? Интуитивно или у тебя есть рациональные критерии? В чём тебе как поэтке помогает твоё второе ‒ филологическое ‒ образование?
Есть один рациональный критерий, к которому я хотела бы стремиться, но чаще получается иначе, более привычно, традиционно. Я не любитель ставить точки, но почему-то в стихах всегда их ставлю, т.е. заканчиваю стихотворение, пытаясь всем наглядно показать, объяснить: а это у нас тут конец стихотворения. Я бы хотела выбраться из этой колеи, научиться проявляться в тексте с большей флюидностью: «моя родина это болото языка / на краю которого я качаюсь / всё ещё не кончаясь как тело / но уже начинаясь как текст»
12–15 сентября мы встретимся в Тарту на поэтическом фестивале. Для меня это событие ‒ возможность встречи и разговора, радость узнавания в другом ‒ своего. Какое твоё отношение к фестивалям в целом? Твои ожидания, польза, сомнения? Вопрос о роли поэтов как сообщества передам через твой отрывок:
что же мы сварим сегодня
корытце ведьмино
щепоточка порошка из сердечек
больших и малых поэтцев
щепоточка порошка из печёнок
поэтцев больших и малых
зальем всё это глухонемыми
сучьими слезками
Я участвую в фестивалях не только, чтобы узнать в другом своего, но и чтобы просто убедиться в существовании другого. Работа с текстами, особенно со своим письмом – это работа вглубь себя. Оглядеться по сторонам важно и нужно. Порадоваться, что есть другой, – важно и нужно. Ну, и если продолжать цитату, то разделить с другим «похлёбку всепрощения и принятия» тоже важно. В этом году на фестивале Жуковского особенно интересен для меня час «Поэт и переводчик», из Германии приедет Алёша Прокопьев – переводчик с немецкого и скандинавских языков, переводчик Пауля Целана, Тумаса Транстрёмера. Жду с замиранием сердца!
«Уйдут и другие времена». Эта строка зацепила меня ‒ оказалось непонятным определение «другие». Разве бывает не наше время? Откуда приходят «другие времена»? София-Елизавета, что остаётся от времени?
Прошлое, кажется, не принадлежит нам, а будущее – кто его знает. Тимур, на последний вопрос отвечу стихотворением Марта Кангура из сборника «Рубцовая ткань» («Armkude», 2021)
на преодоление любви
уйдёт время
потому что у любви нет моста
и нет лодочника
и даже берега нет
у любви нет
конца и края
на преодоление любви
уйдёт всё твоё время
ничего не останется
оно заберёт твоё тело
и душу
и жизнь
и в конце останется только
все та же любовь без границ
Беседовал Тимур Гузаиров
Фото: частный архив