Осенью 2023 года, когда Алипи Борин предложил мне делать интервью для «Вестника Тарту», я решил: с поэтом и переводчиком Игорем Котюхом поговорю после окончания войны. Не получилось. Отчасти потому, что не вижу, когда этот кошмар закончится и закончится по справедливости. Весной 2025 года я неожиданно получил по почте от Игоря Котюха «Аркадию». Начав читать, почувствовал: сейчас – правильное время для разговора с Игорем.
Тимур Гузаиров
Строка из стихотворения, которое ты написал давно, в ушедшую эпоху: «мне в будущем и прошлом интересно». Три года, три месяца и 24 дня новой эпохи. Как ты себя чувствуешь в настоящем?
Во-первых, стоит сказать, что процитированное стихотворение написал молодой человек, которому было лет 25, и который мог посмотреть на относительно короткое расстояние в прошлом и в будущем, исходя из своего на тот момент в общем-то скромного опыта. Это были размышления человека, который пришёл к взрослому возрасту и которому интересно оглянуться назад и вспомнить, как он ещё совсем недавно бегал подростком на улице, играл с друзьями, общался с родителями, и которого манит будущее. Что там в нём будет, в этом будущем, какие двери будут открываться, закрываться, какие вызовы будут ждать – это всё было непроговорённым, но было интересно в ту сторону посмотреть.
Вторая часть вопроса относится ко времени сильно после того стихотворения. Прошло, я думаю, лет 20, и внутри этого отрезка мы рубежным пунктом отмечаем 24 февраля 2022 года, от которого, в свою очередь, мы приходим в день сегодняшний – в июнь 2025 года.
Что сказать? Появилось знание, которого не хотелось бы знать. Появилась рутина, которую не хотелось бы испытывать. Как ужасно звучат эти слова: мы привыкли к войне. Война как повседневность. Война как элемент реальной жизни. Война как что-то, что каждый день регулирует нашу жизнь. Напрямую или косвенно. Если посмотреть, как верстаются бюджеты в разных странах. Как оборона на себя забирает из разных других областей ресурсы. Как подаётся информация в медиа в этой связи. Как нас готовят к прямому военному столкновению. И это всё не шутки. Это всё данность, реальность. И в этом смысле это не жизнь, а выживание. В гуманитарном плане это ежедневный приход к предложению: так не должно быть. И это ежедневное ощущение бессилия.
Начало марта 2022 года. Тарту. Ты мне позвонил и предложил встретиться. Поздний вечер, кафе Pierre. Это был мой первый разговор в новую эпоху. «Разомкнутость» ‒ точное слово, которое в письме к тебе тогда написал Дмитрий Строцев, поэт из Беларуси, живущий в Берлине. Что не обессмыслилось в тот момент? В какой степени ты был растерян?
Для меня тогда имело смысл почувствовать, что прежний контакт человека с человеком ещё возможен. Вот уже несколько лет по Таллинну ездят маленькие роботы, которые у прохожих вызывают улыбку и умиление. Едет такой чемоданчик, и почему-то хочется его персонифицировать. Хочется как-то ему помочь, если он застрял в сугробе или не может через бордюр перескочить. Тогда, в марте 2022 года, оказалось важным узнать о себе и вокруг, есть ли такой человечек, у которого внутри горит огонёк, у которого есть энергия и достаточно сил, который может передвигаться и делать хорошее дело, остались ли ещё в мире такие человечки? В какой-то миг почему-то вдруг показалось, что все остатки человечности совсем ушли. А затем замечаешь, что и тут сигнальчик, и там сигнальчик, и они начинают между собой переговариваться, вот это было очень ценно.
Разомкнутость была важным словом для меня, когда Дима его написал мне в чате. Стало для меня ключевым. Разомкнутость для меня это как ртутный градусник, который упал и разбился. Как преодолеть разомкнутость? Вспоминаются сцены из фильма «Терминатор 2». Разомкнутый робот-человек, разорванный на куски, лежит на полу, а затем капли начинают соединяться, появляется какой-то сгусток, фрагмент, он растёт, и вот персонаж снова такой же, как был раньше. Для меня преодоление разомкнутости происходит за счёт того, что ты видишь других людей, оказавшихся в такой же ситуации. Когда человеческое тепло, вот эти шарики, частички, фрагменты души начинают сцепляться, соединяться друг с другом. Именно открытый разговор этому способствует. Человек, как он есть. Разговор об идентичности сводится до такого максимального упрощения – ты человек или ты не человек.
При всех стремительно возникших (мягко говоря) сомнениях в силу слова, поэзии, в первые дни агрессии России против Украины ты выпустил антивоенный спецномер журнала «Новые облака». Стихи Ларисы Йоонас, тексты поэтов разных стран, написанных 24–27 февраля.
Смотри, вот этот образ такого робота с огоньком, который всё-таки имеет энергию и готов делать добрые дела дальше, этот человечек никуда не пропал. С другой стороны, он обнаружил, что рядом двигаются и другие, и у них ровно та же ситуация. Это обнаружилось очень быстро, в первый же день. Через соцсети, а также было довольно много личных сообщений, писем. Одним из таких людей оказалась Лариса Йоонас, которая сразу же предложила свою подборку. Этот номер «Новых облаков» был не для того, чтобы изменить ситуацию, а потому что проскочил такой сигнал, импульс. Вот текст, а вот платформа. Это не ради чего-то, а просто потому, что так правильно.
Почему так правильно?
Потому что так мы живём и дышим. Здесь мне нравится иногда приводить пример, почему небоскрёб высокий. Потому что так есть, так правильно.
Весной ты был волонтёром. В Пайде ты начал преподавать эстонский язык украинцам и продолжаешь это делать до сих пор. Что дало это тебе в начале новой эпохи? Как это изменяет тебя?
Эта помощь и чувства претерпели некоторые изменения. На первых порах за этим стояли очень мощные эмоции. И это был часто абсолютно нерегулируемый график. Летом 2022 года я сильно заболел, оказался в больнице.
В Пайде первые беженцы появились после 8 марта. Их поместили в здании библиотеки. Это большой комплекс, в котором находятся молодёжный центр, библиотека, школа искусств, спортивный центр. Приехали три мамы, на троих у них шесть детей. Их поместили спать в спортивном зале на матрасах. В то время в Пайде жил поэт Ян Малин, мой хороший друг. И я говорю Яну: «Пойдём с этими мамами знакомиться». Пришли к ним. Смотрим друг на друга как на экзотических животных. Мы на них, а они на нас. И они нам говорят: «Кофе будете?» Мы говорим: «Будем». – «А борща вам налить?»
Очень быстро выяснилось, что у них нет никаких денег. Добровольцы нанесли им еды, преимущественно почему-то шоколад и печенье. А им нужны крупы, картофель, мясо и т.п. Нужно детей в школу отправлять, нужны тетради, линейки, ручки. В общем, мы взяли над ними шефство, вместе пошли в магазин. Нам сразу было видно, что они не понимают, как жизнь здесь устроена. К тому же в магазине некоторые продукты в упаковках между собой похожи. Если не знаешь, что молоко – это piim, то и купить молоко будет непросто. Нужно знать эстонские слова.
Где-то уже 15-го или 16-го числа я ходил в отдел образования горуправы, говорил о том, что нужно срочно запускать уроки эстонского языка для беженцев. Никто к этому не был готов. Я тогда объяснил, что дело не в деньгах, людям просто нужна помощь с языком. Договорились, что уроки будут проходить в определённый день и могут длиться столько, сколько я сам захочу. Платить нечем. Но если надо, то надо. Так и пошло. Сначала раз в неделю, потом два, потом три. В группах было по 40–50 человек. Временами я ощущал себя артистом разговорного жанра или даже поп-певцом, когда твоя публика состоит только из женщин. Особенность того времени – мамы с детьми. Соответственно, нужно было как-то подстраиваться под этих учеников. Понимать, что в таких условиях урок – это не только сухая грамматика, но и человеческий разговор.
Со временем всё-таки сложились группы: продвинутые и новички. В группе 30–35 человек. Думал про себя, почему я так устаю. Потом выяснилось, что, по рекомендациям профильных учреждений, языковой класс должен составлять от 6 до 12 учеников. К тому же нужно голос ещё держать и делать эту работу изо дня в день.
На уроках я рассказываю украинцам также о том, что такое Эстония, из чего складывается мировоззрение эстонца, почему для них важна природа, почему здесь такое отношение, например, к русскому языку. Конечно, со многими учениками я подружился, некоторые из них стали мне близки, наравне с родственниками. Есть чувство плеча, солидарность. Преподавание эстонского языка беженцам помогло мне, в том числе, преодолеть то, что Дмитрий Строцев называл разомкнутостью.
Ты один из организаторов международного литературного фестиваля «Head read». Майский Таллинн 2022 года. Твоя беседа с Дмитрием Строцевым. Я помню свои вопросы ему о стихах и тюремном опыте в Беларуси осенью 2020 года. Затем наш общий разговор в ресторане о поэзии, литературе, филологии в новое время. По твоей просьбе специально для меня Дмитрий прочитал «Французское радио». Для меня это была важная встреча – я снова или впервые в новую эпоху говорил о стихах, вместе разбирали строки. На фестивале в 2022 году ты также беседовал с молодой украинской поэтессой Ией Кивой, в 2023-м – с проживающей в Лондоне белорусской поэтессой Ханной Комар, в 2024 году – с украинскими поэтами Людмилой и Борисом Херсонскими, а также с поэтом и писателем Сергеем Соловьёвым, в 2025 году – с украинским писателем Андреем Краснящих. Что было для тебя самым интересным в этих беседах?
Каждая беседа – это большая подготовка, перепаханные горы текстов, перечитанные интервью с этим автором. Я никогда не пишу вопросы, намечаю себе сценарий при помощи нескольких слов. Моя часовая беседа – это, например, столбик из шести слов в телефоне или на бумажке. Мне интересен человек как таковой. Мне интересно, к чему он пришёл в своей работе и что он пережил, что видели его глаза.
Был у меня один собеседник, Борис Бурачинский, с которым я немного успел пообщаться. Он работал старшим библиографом в Национальной библиотеке. Его любимый вопрос был: расскажи мне о своей фамилии. Я заметил, что с этого вопроса он часто начинал общение с новыми для себя людьми. Я не понимал сначала, почему он это делает. А потом осознал, что это очень широкий вопрос, отвечая на который, человек в значительной степени «даёт» себя собеседнику. Борис был большим поклонником искусства, отслеживал новые выставки. Мы несколько раз ходили с ним на вернисажи. Когда общались в кафе, я смотрел в его глаза, а про себя думал: что видели твои глаза, каких мастеров они видели?
Схожая вещь с человеком, который сидит напротив меня в кресле во время фестиваля. Что видели твои глаза? Что ты испытывал? Вот ты, Дима Строцев, я знаю тебя 15 лет. Мы выступали с тобой в Петербурге, Москве, Париже, Минске. Но ты раньше не был по литературным делам в Таллинне. И вот мы тут. У тебя за плечами арест. У тебя за плечами история, когда новостные порталы публикуют новость: в Минске пропал поэт Дмитрий Строцев. И сутки нет никаких вестей. Был человек и нет человека. То есть для меня, как наблюдателя, это так выглядит. Это как Иона, оказавшийся в чреве кита. А потом выходит новость: пропавший поэт Дмитрий Строцев нашелся на Окрестина. А что в промежутке происходило? А как вышло это исчезновение? Что ты испытывал в это время? Как ты переживал за близких, которые сутки были в неведении? Где мой папа? Где мой муж? Ты понимаешь, что они за тебя переживают, но ничего не можешь сделать. Вот об этом и стоит поговорить. Я хочу показать, что испытал человек. На фестивале во время беседы мы встали на сцене. Как интервьюер я хочу прожить задержание. Говорю Диме, давай я сейчас буду тобой. А ты будешь ими. И мы разыгрываем сценку.
На следующий год мне выпала честь беседовать с Ханной Комар, автором младшего поколения, она тоже была очевидцем демонстраций и репрессий в Беларуси, о чём написала в своих стихах.
Стихи рождаются из жизни человека. Ия Кива – человек, который в 2014 году уехал от войны, из Донецка в Киев. Война пришла в Киев. Каково дважды поймать войну? Если цунами настигло тебя дважды? Как из этого выкарабкиваться? Что вообще происходит?
У меня тоже есть личная история с войной. Мой брат Дима, фотокорреспондент, устроил сюрприз, тайком уехав на войну. (В 2014 году я как старший брат наложил вето. И он меня послушался, хотя у него были уже билеты в кармане и оформлена командировка от издания.) В 2022 году Дима уехал тайком, потому что знал, что я наложу вето второй раз. Я узнал о том, что он там, из репортажей. Он поехал в Украину числа 16-го, накануне войны. Я абсолютно чётко понимал, что она неизбежна.
Однажды сделали видеозвонок. Дима был в Мариуполе. Говорит: посмотри, какая красота, посмотри на эти дома, улицы. Я ему говорю: ты не представляешь, что такое война, что такое железо, мчащееся на здание с космической скоростью. Он говорит: ты знаешь, сколько школ и университетов Мариуполе? Невозможно, чтобы что-то тут произошло. Потом он понял, что это возможно. Дима не мог в это поверить. Их международный медиакорпус был в Киеве, журналисты ездили по всей стране. 11 мая 2022 года, в свой день рождения, Дима попал под обстрел в Донецкой области, чудом спасся. Его военные фотографии были опубликованы в медиаизданиях и представлены на выставках в разных странах мира.
Когда мой брат Дима заканчивал свою первую командировку, он возвращался через Одессу. Тогда я написал Борису Херсонскому (раньше пересекался с Херсонскими на разных фестивалях, мы знали друг друга заочно). Борис ответил, что они покинут Украину на несколько дней раньше. Поэтому встреча с эстонскими журналистами не состоялась. Но встретились на фестивале в Таллинне. Такая странная траектория.
Если говорить об опыте Бориса и Людмилы Херсонских, то мне было важно услышать, как поэты старшего поколения переживают войну. Те, для которых русская культура чрезвычайно важна, которые живут и дышат поэзией Бродского. Что значит для них оказаться в такой трагедии? Что делать в таком сломе? Ведь это крайне эмоциональная история. К тому же Борис Херсонский не только поэт, но и психиатр, профессор, наставник. Как это всё переживается, как этот хаос рационализировать? Показать слушателям трагедию человека – об этом я старался поговорить с Борисом во время нашей беседы на фестивале.
Сергей Соловьёв родом из Киева, проживает в Германии, но часть года проводит в Индии, живёт в самых настоящих джунглях. Как и почему он выбрал такой образ жизни?
В беседе с Андреем Краснящих мне было интересно, что он мгновенно откликается на трагедию точной и обжигающей прозой. И, конечно, взгляд его ребёнка, его дочери.
Весной 2022 года ты мне говорил о невозможности писать, немоте, паузе. Но уже в конце года в Пайде выходит твоя книга «Sireenid ja sähvatused» («Сирены и вспышки»). Здесь собраны стихи 2014–2022 годов, часть из них написана на эстонском языке, большая часть — – переведённые с русского тексты, отдельные стихотворения – на украинском. Как ты обрёл слово?
Я заметил, что наше время стало каким-то совсем безумно быстрым. Важные исторические события происходят слишком часто. Тут мы сопереживали белорусам. Тут мир накрыл коронавирус. А тут уже полномасштабная война. И размышляя об этом, думаешь: то ли это особенность XXI века, то ли в жизни и раньше такое было.
Я заметил у себя, как у поэта, что мне хотелось бы писать, когда импульс идёт не от какого-то события и потрясения. А когда он идёт просто из самой жизни, из спокойной жизни. Мне хотелось бы быть больше созерцательным, размышляющим автором. Но тут, бац, коронавирус. Или сами заголовки: в Минске пропал поэт; а потом нашёлся поэт. Это трагедия, но и поэзия. Я не могу пройти мимо этих двух заголовков. Они у меня сложатся в стихотворение. Я ничего не могу с этим поделать.
2014 год. Гибридная операция. Тогда мы ещё не знали, что это первая часть войны. Но понятно было, что это ненормально. Летит самолет. Бах. Нет самолёта. Почти 300 человек на борту. Нет людей. Что это? Или ещё один пример, тот же 14-й год. Избили поэта Жадана. Была побита голова, кровь по лицу стекала. Типа, что он хочет свои украинские стихи кричать. На, получи. Нормально ли это? Что это вообще такое? Я был побуждён написать какое-то одно стихотворение. Потом смотрю – сложился цикл. Хотя в моих планах этого цикла вообще не было близко. Он сам пришёл.
Про 2022 год примерно та же история. Я говорю, что в тот год не пишутся стихи. А если посмотреть, то к декабрю уже есть около 10 текстов. Поэзия становится активной категорией, поступает ситуативно, но так этого не хочется. Вот более ранний пример – коронавирус. Март 2020 года. А в декабре выходит сборник об этой эпохе «The Isolation Tapes». Почему мне хотелось именно в 20-м это сделать? Потому что это важный исторический год. Мне хотелось, чтобы он, в том числе, и в выходных данных книги был зафиксирован.
В конце 2022 года издан сборник «Сирены и вспышки» на эстонском языке. Сложилась некоторого рода сильная эмоциональная, местами даже истеричная реакция на то, что происходит. Как тут молчать – только кричать. Хотя я должен оговориться, что это только я так думаю. Один конкретный поэт. Это не универсальный подход. Кто-то скорбит или молчит. В тот, эпохальный, год написался небольшой цикл стихов. Не буду же я тетрадку издавать. А из 2022 года понимаю, что означал 2014-й. Соответственно, складывается книга: я повторяю цикл 2014-го, просматриваю, что из черновиков можно достать, и добавляю стихотворения 2022 года.
В конце 2024 года у тебя вышла новая поэтическая книга «Аркадия» с фотографиями твоего брата Дмитрия Котюха. В предисловии ты пишешь: «Украина вошла в мою жизнь с детства». Родственники, летние каникулы. «Страна детства стала для нас Аркадией». Фотографии и стихотворения об Украине, время от 2005-го до декабря 2024 года. Книга распадается на две части: мирную и военную. Вторая часть говорит, показывает разрушение светлой жизни. Но вместе с тем твоё предисловие заканчивается так: «Аркадия рядом. Она за поворотом, у самого поворота, на следующей странице». Эта книга, по моему читательскому опыту, не позволяет мне черстветь (хотя к войне, к таким новостям привыкаешь). Игорь, если для тебя «Сирены и вспышки» – это крик, то чем является для тебя «Аркадия»?
Сначала я хотел бы прокомментировать два слова из твоей реплики. Это «привыкать» и «черстветь». Для меня привыкать не равно черстветь. Привыкать в том смысле, что война стала повседневностью. Но это не означает, что произошло какое-то очерствение. Я понимаю, что работа с украинцами, помощь украинцам не должны останавливаться ни на секунду. Поскольку я ежедневно общаюсь с беженцами, то имею возможность наблюдать, как выглядит их жизнь в развитии. Летом-осенью 2022 года они уже как-то обжились, и я спрашивал: когда закончится война, что вы будете делать? Здесь останетесь или обратно поедете? Они тогда отвечали мне, что сразу поедут обратно. Сейчас они отвечают по-другому. Какую позицию им следует выбрать?
Те же вопросы интеграции. Мы знаем, какая политика у эстонского государства. Но перед нами человек с такой судьбой. Кто думает о том, что значит жить три года не по своей воле в другой стране? Вся эта социальная группа претерпела очень большую эволюцию по отношению к вопросам, как воспринимать Эстонию, что делать в будущем и т.д. Причём один может так реагировать на эти вопросы, а другой – противоположно. В этом смысле привыкаешь к данности, повседневности, но отнюдь не черствеешь. То есть одно не равно другому.
«Аркадия» по сравнению с «Сиренами и вспышками» действительно получилась в эмоциональном плане другой книгой. Хотя львиная доля текстов совпадает в той и другой книгах, но в «Аркадии» акценты сознательно расставлены иначе. Они смещены именно потому, что и я пережил некоторую эволюцию, эмоциональную и мировоззренческую, того, что касается культуры и восприятия повседневности. Кроме того, у меня появился опыт пребывания на территории Украины в разгар войны.
Это было летом 2024 года. Одно дело наблюдать войну по новостям, по телеграм-каналам, по разговорам с беженцами, а другое дело оказаться на территории, которая прямо сейчас подвергается обстрелам. Там живут миллионы людей. Я говорю о том, что война стала повседневностью для нас. Это за тысячу с небольшим километров от зоны активных действий. А люди прямо там живут. И не несколько человек, а десятки миллионов. Что для них война как повседневность? Как она выглядит на самом деле? Как они привыкли к войне? И получив такой опыт, мне хотелось его отразить в текстах, в книге.
А с другой стороны, мне было важно посмотреть на тему Украины как таковую в моей жизни. Мои читатели знают, что у меня есть украинские корни. Эта тема ещё и поэтому мне близка. Я сам не знал, насколько она мне близка именно как поэту. Я в кои-то веки перелистал свои предыдущие книги начиная с самого первого сборника 2004 года. Я искал стихи, где Украина упоминается, либо присутствует косвенно. И попробовал эти тексты выдернуть, прочитать подряд. И увидел, что получается своего рода симфония. Заметил, что с темой Украины я работал с самого начала.
Почему эта тема была магнитом для тебя?
Потому что в Украине я чувствовал себя счастливым, когда мы приезжали детьми туда к бабушке на каникулы. Там было ощущение полной радости. Самое первое, что я могу сказать про Украину в своей жизни, – это радость. Это место, где мне хорошо. Мы были в деревне, где происходит единение человека с природой, где все друг друга знают. Самое прекрасное, человечное, что бывает, я это испытал там. Аркадия… Само это слово пришло, когда я стал об этом размышлять. У каждой страны свое доменное расширение, например, у Эстонии – ЕЕ. А у Украины это буквы UA, или кириллицей – У и А. И вот я думал, почему они решили именно так? У поэта, как у фантазёра, включаются свои интерпретации. Я посмотрел: это так здорово – Украина Аркадия. Действительно, получается, в том числе, по-английски. Написал по-украински текст «UA». Первые строки:
Україна
Аркадія
Україна
моя
Аркадія
Стихотворение было написано ещё до войны. Заключительная строка: «добридень, словники з доменом ua».
С одной стороны, мне хотелось показать Украину местом силы. Как я его испытал на себе, пронёс через себя. И с другой – поведать, как над этим местом силы издеваются, как его мучают. В завершающем цикле рассказать, как украинцы, эти миллионы людей живут в такой ситуации каждый день. Многие из них сидят по подвалам или в метро, и при этом они не теряют радости. Вот она – Аркадия.
«Я ел мороженое в Буче» (2017). «Я ел мороженое в восстановленной Буче» (2024). Расскажи, пожалуйста, о своей поездке в Украину в новую эпоху.
Эта ситуация из разряда «бывают же в жизни совпадения». В 2017 году меня пригласили на фестиваль «Kyiv Poetry Week». Там же были мои друзья и хорошие коллеги, поэты Дмитрий Строцев, Серёжа Тимофеев, Дмитрий Кузьмин, Илья Кукулин. Гостей на неделю разместили в туристическом комплексе в Буче. Ну а выступали мы в Киеве. Был заказной автобус: 20 поэтов возили по маршруту Буча–Киев–Буча. Именно в Буче я познакомился с Сергеем Соловьёвым, который в 2024 году выступил на фестивале «Head Read». В те дни было много новых знакомств, восстановление старых контактов, разговоры до утра. Особая интеллектуальная, творческая среда.
И однажды в Буче я купил мороженое. Гулял по этому посёлку, хорошо его запомнил. Он меня тогда удивил. Сначала поразился, почему организаторы нас поместили в Бучу? Почему мы не в Киеве? Я бы хотел погулять по улицам Киева! Я очень люблю Киев. У меня, между прочим, два самых любимых города – это Киев и Порто. Сначала я немножко расстроился, а потом оказалось, что это такой современный посёлок городского типа. Сосны на улице. Свежий воздух. Сочетание архитектуры, ландшафтного дизайна и дикой природы. Очень здорово. С одной стороны, элементы традиционного уклада жизни, как у бабушки в деревне, а с другой – дыхание современной жизни, как в Киеве. И очень мне там понравилось. Там хорошо дышалось.
В 2024 году, во время моей автомобильной поездки из Пайде в Украину, я посещал Львов, Житомир, Киев. Если ты следуешь на автомобиле, то невозможно не проехать Ирпень и Бучу. К этой поездке я, конечно, готовился не только с точки зрения маршрута, но и почитал, что и как там сейчас. Так я узнал, что несколько фондов взяли шефство над Бучей и её полностью восстановили. Мне было интересно увидеть Бучу в нынешнем виде и сравнить ее с Бучей видеохроники 2022 года, а также с Бучей, которая у меня на фотографиях 2017 года.
В некотором смысле я увидел Бучу ещё в лучшем виде, чем она была в 2017 году. Она была стерильно хороша. Понятно, что поскольку это в рамках кампании делалось, то многие элементы были типовыми решениями. Например, забор вдоль улицы одинакового цвета или формы. Асфальт был идеальный, ровный, даже показалось, что если сюда поставить автомобиль Формулы-1, то он ни разу не покачнётся, проехав из точки А в точку Б.
Жизнь кипит, люди живут. Зверства остались в прошлом. Конечно, у людей травма, конечно, они её не показывают. Если не знать, то как будто и не было ничего. А приходишь во двор церкви и там видишь на фасаде следы от пуль. Мемориал с именами погибших жителей Бучи. Было жарко, я купил там мороженое и после поймал себя на мысли, что это произошло снова. Так появились два однострочных стихотворения о Буче.
Спустя более трёх лет после начала войны что ты сейчас думаешь о силе, значении поэзии в наше новое время? Изменились ли хоть в чеём-то твои оценки?
Наверное, изменились. Я прицельно об этом не думал, но вот сейчас, по твоей просьбе, попробую что-то предложить. Раньше я воспринимал поэзию как чудо, как высокое искусство, как что-то особенное. Сейчас я воспринимаю поэзию как часть жизни. Поэзия как повседневность. Поэзия как форма говорения. Поэзия как речь. Поэзия как часть жизни, как данность. Опять же, поэзия как то, что есть, потому что так принято, так заведено. Почему трава зелёная? Так сложилось. Почему поэзия? Потому что кто-то пишет стихи, пусть пишет, вот и всё.
Игорь, что остаётся от времени?
Я думаю, что этим вопросом ты меня поймал в тот период моей собственной эволюции, когда я отвечу на него так, как не ответил бы раньше. Во-первых… Нет, даже не будет «во-первых». Останется улыбка. Здания могут быть разрушены или не разрушены, книги могут быть написаны или не написаны, какие-то картины, уникальные артефакты, исторические, культурные, могут быть разрушены. Но что-то сохранится. Сохранится вот этот огонёк робота-человека, сохранится тёплый сигнальчик, но в конце концов – улыбка.
Улыбка чеширского кота?
Улыбка как тёплый сигнал, как что-то человечное.
Лето 2021
(на память)
все такие загорелые
щебечут без умолку
улыбаются и смеются
улыбаются и смеются
не идут а парят
не бегут а несутся
сверкают зубами
отчаянно жестикулируют
выспались на сто лет впереёд
наелись ягод и фруктов
готовые браться за любую работу
оптимисты
оптимисты
оптимисты
футболки и шорты
майки и юбки
что было то прошло
что станет будет лучше
прогноз сулит пляж
прогноз сулит солнце
в июне
июле
августе
все такие свежие и воздушные
улыбаются и смеются
улыбаются и смеются
Фото: Дмитрий Котюх