Павел Юмарик – предприниматель, энтузиаст, морж… В 2023 году, когда в Тарту проходил литературный фестиваль Prima Vista, он, не афишируя, оплатил аренду зала в Тартуском городском музее, где Линор Горалик, поэтесса и основательница вестника антивоенной и оппозиционной культуры ROAR, прочитала лекцию.
Павел, чем ты занимался в жизни?
Я жил счастливую жизнь. И сейчас живу.
Кем ты хотел стать в детстве?
На то, кем я хотел стать в детстве, в большой мере повлиял мой дед Виктор Неклюдов. Он был сыном расстрелянного в 1918 году дворянина. Новая советская власть отдала мальчика Виктора в детдом, откуда он бежал. Его приютил и воспитал простой киргизский охотник. Мой дед принадлежал к военной дворянской династии. Её основателем был мой предок, служивший в армии Суворова и получивший от Екатерины II дворянский титул за проявленную отвагу в битве за взятие Измаила. Дед был основным человеком для меня в возрасте до семи лет. Благодаря ему слова «честь», «долг» и «достоинство» стали моими базовыми ценностями. Что вкупе с моим упрямством впоследствии, конечно, явилось причиной многих жизненных трудностей в нашем мире, отдающем предпочтение более пластичным ценностям.
Ты вырос во Владикавказе. Твой отец эстонец. Знал ли ты эстонский язык?
Семья у нас была русская, хотя родной язык отца был эстонский. Моя мама русская, после окончания горно-металлургического института она отправилась по распределению на строительство горно-обогатительного комбината на Дальний Восток, в Туву, где и встретила моего отца. Он после службы в армии поехал работать на другой конец земли на комсомольскую стройку. После обязательных двух лет распределения они вернулись на Кавказ, на родину мамы, где родились я и моя младшая сестрёнка. Первое эстонское слово я услышал в семь лет, когда отцу стало в чужой среде совсем невмоготу и наша семья переехала в Эстонию.
Про город моего рождения. В ту пору он назывался Орджоникидзе. Название «Владикавказ», о сути которого мало кто задумывается, было возвращено уже в 90-е годы. «Владей Кавказом» – таким милым мирным названием удостоила Екатерина II заложенную в 1783 году крепость, форпост завоевания кавказских народов. Это маленькая ремарка к вопросу об истинных причинах идущей сейчас российско-украинской войны.
Ещё штрихи к портрету. Родился я на улице Павлика Морозова, в доме номер 6. Она до сих пор так и называется. В трёх километрах от нашего дома начиналась дорога на Грозный, находившийся всего в 100 км от нашего дома. Такие вот знаковые факты.
Какими были твои первые впечатления от Эстонии?
Свобода. Для семилетнего мальчика, росшего в частном доме за каменным забором под присмотром семи нянек, вдруг оказаться на четыре месяца в интернате – это был невероятный акт взросления и ощущения самостоятельности. Вторым впечатлением от Эстонии был, конечно, мрачный климат, несравнимый с кавказским. А третьим – это национальные трения, драки с эстонскими мальчишками, редко, но хлёстко наотмашь бьющее по лицу слово «оккупант».
Однажды мой дед приехал с Кавказа нас навестить. У него на пиджаке была большая орденская колодка. Помню, как трёхлетние эстонские дети кидали песок ему в глаза. Дед не понимал, куда он приехал, был в совершенном неведении о том, что происходило в Эстонии ещё совсем недавно, в 40-х годах. Теперь, через много лет после восстановления независимости Эстонии, я, конечно, совершенно иначе понимаю всё. А тогда был 1973 год, прошло 24 года после депортации 1949 года. Все эстонцы это прекрасно помнили, многие погибли в Сибири, другие вернулись домой.
Сейчас я дружу и общаюсь с ровесниками-эстонцами, это прекрасные, честные и интеллигентные люди. Многие из них говорят, что они воспитывались в семьях, переполненных тихой ненавистью к оккупантам, разрушивших всю жизнь их семей. Этим моим ровесникам сейчас по 50–65 лет. Я прекрасно понимаю сейчас те чувства, которые переполняли их тогда.
На закате СССР ты поступил в Тартуский университет на факультет физики. Затем был призван в армию. После возвращения ты бросил физику и позднее поступил на факультет финансов, который также не закончил. Что ты тогда искал, кем хотел быть?
Мой первый выбор был немного наивен. Мои родители были инженерами, мама с двумя образованиями – горный инженер и инженер электронщик, отец энергетик. Яблоко от яблони далеко не падает. Хотя я с детства обожал музыку, поэзию и пение, эти области жизни мне представлялись тогда какими-то далёкими и невероятно фантастическими.
После армии я пошёл работать в больницу электромехаником, именно в этот момент меня застала перестройка. Я в прямом эфире на работе смотрел, как Андрей Дмитриевич Сахаров старался перекричать негодующих делегатов Съезда народных депутатов. Я и сейчас считаю то его выступление величайшим подвигом духа истинного патриота страны, готового непреклонно стоять против дикой толпы и идти до конца в отстаивании своих убеждений.
На волне всеобщего воодушевления в эпоху перестройки я в 23 года поступил на факультет финансов в Тартуский университет. Не закончил… Чтобы понять суть этой фразы, надо вернуться назад в то удивительное время. Это был невероятный момент истории, в котором всё бурлило и кипело. Например, к нам, первокурсникам отделения финансов и кредита Тартуского университета, в октябре 1989 года зашёл человек по имени Андрус Бергман. Он окинул нас взглядом и произнёс: «Я буду строить банк! Вот тут полный список вакансий. Начиная со второй позиции. Записывайтесь!» Это было безумно интересное и прекрасное время. Когда я думаю о нём, у меня начинается зуд в пальцах от неуёмного желания повторить это ещё раз.
В 1990-е годы ты пробуешь себя в предпринимательской деятельности. Были удачи и неудачи. Ты продолжаешь уверенно идти своим путём. Круглогодичные купания в реке это подтверждают. А в чём ты не уверен и сомневаешься?
Я отвечаю на твои вопросы сегодня, 5 ноября 2024 года. Я не знаю, что произойдёт с миром завтра, 6 ноября. И что будет происходить в следующие год, пять или десять лет. И сейчас это главный источник беспокойства и неуверенности не только для меня, но и для миллионов людей, которые хоть в какой-то мере могут анализировать прошлое и переносить опыт прошлого на будущее. Всё остальное сейчас абсолютно неважно. С одной стороны, я понимаю, что бессилен повлиять на ситуацию, а с другой – у меня перед глазами стоит портрет Януша Корчака, не бросившего еврейских детей и вместе с ними переступившего порог газовой камеры концлагеря Треблинки. И в висках моих стучит еврейская поминальная молитва, «Кадиш» Александра Галича. Мы все сейчас находимся перед жёстким выбором, когда нравственная планка задрана невероятно высоко, и каждый из нас принимает решение, правильность которого в силах определить только он сам.
За эти два года у меня перед глазами прошли судьбы десятков украинских беженцев, чьи дома оказались сожжены, чьи погибшие родители остались не похоронены, а просто закопаны прямо возле подъездов своих домов в Мариуполе и не только. Все эти люди пережили невероятные страдания. Их жизнь оказалась полностью разрушена. И разрушена не только Путиным. А конкретными безвольными людьми, молча нажимающими на кнопки пусковых ракетных установок, потому что кто-то большой и важный сказал им, что взял на себя их ответственность, и они предпочли покорно промолчать, подчиниться.
Ты как-то упомянул, что однажды написал рассказ «Моя война», который пропал вместе с похищенным аккаунтом.
Да, это история заслуживает упоминания. Сюжет этого документального рассказа состоял в том, что у меня на глазах взорвались на снаряде пятеро 17-летних мальчишек из Таллиннского железнодорожного техникума, и какой шок произвело это «эхо войны» на нас, тогдашних университетских первокурсников.
1984 год, мне 17 лет, я только что поступил в Тартуский университет. 2 сентября несколько десятков автобусов подошли к физкорпусу на улице Тяхе, 4 – и все студенты разъехались по колхозам. Наш первый курс поехал куда-то под Валга. Мы жили в местном клубе, собирали картошку, пели песни под гитару, наслаждались молодостью и новой прекрасной жизнью. В один из дней я нашёл на поле снаряд. Отдал бригадиру. Но у того оказалось немного слабовато с мозгами, и он передал снаряд «поиграться» мальчишкам из Таллиннского железнодорожного техникума, работавшим тут же. Поигрались…
Взрыв. Разлетающиеся тела. Пятеро искалеченных, чьи ноги мгновенно превратились в фарш. Человек сорок 18-летних студентов, на глазах у которых всё это произошло, были в таком шоке, что почти никто не отважился даже подойти к умирающим у них на глазах, несмотря на стоны и крики о помощи. Скорая помощь ехала почти час. Не знаю, что стало с теми искалеченными мальчишками, я о них больше ничего не слышал. После произошедшего я впервые познакомился с университетским отделом КГБ…
Я написал рассказ-предупреждение приблизительно в 2018 году. Мне было не по себе от доносившихся из России лозунгов «можем повторить», «дойдём до Берлина», от маршей с фотографиями дедов на фанерках и детьми, ряженными в красноармейскую форму времён Второй мировой войны. Написал рассказ к 9 мая, когда эпидемия победобесия начала заражать сознание многих наших горожан и сотни людей тянулись в парк Раади, где российское посольство регулярно на эту дату организовывало соответствующие разогревающие мероприятия.
Писал этот рассказ страшным, шокирующим и кинематографичным, так, чтобы люди, его прочитавшие, закричали от ужаса и отвращения, чтобы они не могли заснуть после прочтения.
В ту пору я много писал, подписчиков в Фейсбуке было за тысячу. Очень много прочитавших оказались неожиданно до глубины души возмущены, начали спорить, клеймить и отписываться. Это стало для меня первым звоночком, который показал всю реальность существующего в обществе идеологического раскола, всего того, что мы имеем возможность наблюдать прямо сейчас.
У тебя cемейный бизнес, замечательная семья, большая квартира с садом. Разве недостаточно для уютной жизни? Откуда в тебе неравнодушие к общественно-политическим проблемам?
Я предприниматель, моё становление происходило в 90-е. И этим всё сказано. Один из моих главных принципов жизни – это ответственность и независимость. Имея финансовое образование, огромный багаж психологических знаний и 25-летний опыт руководства большим производственным коллективом, как мне кажется, невозможно равнодушно относиться к розовым социалистическим взглядам, развращающим общество. Я либертарианец. Не дёргаю никого за рукава, но позицию свою обозначаю чётко, и если надо, то аргументирую и отстаиваю.
Прошло два года и восемь месяцев после начала полномасштабной российской агрессии в Украину. Что война помогла тебе осознать? Ты привык к войне?
Нет. Не привык. Я понимаю, что с каждым часом угроза войны приближается к нам, война смотрит нам в глаза и дышит в затылок. Я понял, что ценность моей семьи для меня – важнейшая. Что никакие государственные интересы несравнимы по значимости с жизнью одного-единственного человека, чья жизнь – абсолютная ценность.
За эти два года я не раз разговаривал с украинскими мужчинами, нелегально, лесами бежавшими через украинскую границу, спасая себя для своих детей и семьи. И я никак не могу их осуждать, в моём понимании они поступили максимально ответственно и честно по отношению к своим близким. В то же время я думаю о тех тысячах эстонцев, осенью 1944-го бежавших на лодках финских рыбаков от надвигающихся коммунистических «освободителей» и сохранивших таким образом жизни своих детей. Я преклоняюсь перед ними в благодарности за их подвиг спасения жизней и судеб их детей и внуков.
Только этим летом в Тарту проходил слёт, посвящённый 80-летию Великого исхода (1944. а. Suur põgenemine). Бегством спаслись тогда 80 тысяч эстонцев. Самое крупное судно Moero с двумя-тремя тысячами беженцами на борту было разбомблено авиацией «освободителей», несмотря на знаки Красного Креста. Спаслись только 600–700 беженцев. Этим летом мне удалось поговорить с некоторыми беженцами, которые были в то время почти в младенческом возрасте, услышать воспоминания их и их родителей, поговорить с их детьми, моими ровесниками, рождёнными уже в эмиграции…
Как может повести себя человек во время войны – эта тема абсолютно табуирована сейчас, она заслуживает большого разговора и общественной дискуссии. Пока, однако, мы все тут, в Эстонии, замерли в оцепенении, не в силах открыть рот на эту тему, в страхе быть снесёнными общественным негодованием и порицанием.
Последние годы идут споры, высказываются сомнения относительно того, что может культура. В мае на вечере Окуджавы, который организовала Ольга Эйнасто, ты читал его стихи.
Поэзия – значительная часть моей личности. Не хочу преувеличивать её роль, и, выражаясь языком радиолюбителя, это лишь «несущая частота», на которую нанизываются смыслы. Окуджава, безусловно, мой кумир, глоток ностальгии и взгляд назад в юность. Но ещё бо́льшие авторитеты для меня – Александр Галич, Варлам Шаламов, Юлий Ким, Михаил Щербаков, Борис Рыжий. Этот список можно продолжать долго. Конечно, значение слова во время войны возрастает многократно. Пример брошенной в тюрьму режиссёра и поэтессы Жени Беркович более чем показателен. Именно сейчас людям, как никогда, нужна поддержка, любовь, вера в добро.
От чего ты сейчас бежишь? К чему стремишься?
Я бегу от болезни к здоровью. Мой младший сын родился через 12 дней после моего 50-летия. Ежедневно я вижу, как безответственно относятся к своему здоровью, как бегают по врачам и как уходят из жизни мои ровесники. И в день своего 50-летнего юбилея я отказался от обязательной медицинской страховки, перестал употреблять алкоголь и сделал ещё много чего важного, взяв на себя 100-процентную ответственность за собственное здоровье. И это тоже большая тема для разговора, общественной дискуссии, которой избегает наше разленившееся и заражённое социалистической ностальгией общество.
Одно время ты серьёзно занимался психологическими тренингами и играл в тартуском любительском театре. Что это дало тебе?
В психологии я уже с 2003 года. В 2005-м организовал и пять лет руководил психологическим тренинговым центром в Тарту. Сейчас по мере сил занимаюсь консультированием. В свои 57 лет я продолжаю учиться и осваивать новые для меня подходы и методики. Прямо сейчас пошёл освежить знания на семинар семейной школы Гордона. Присутствующие удивились: «Пятеро детей, чему ещё учиться?» Учеба – процесс бесконечный, и слава Богу, мы шагнули в эпоху, когда всё больше людей начинают осознавать необходимость перманентного обучения.
С 2003 года я играл в тартуском театре «Вильде». Промозглой дождливой зимой 1991 года я брёл по городу и на рекламном стенде бывшей городской автостанции случайно увидел афишу спектакля «Что случилось в зоопарке» Эдварда Олби. Это был, вероятно, один из последних спектаклей народного театра «Вильде» в период схлопывания СССР. Я пошёл на спектакль и был потрясён и очарован блестящим актёрским дуэтом Олега Желудкова и Александра Лобанова.
Через некоторое время набрался смелости познакомиться с ними. В 2003 году Александр позвонил мне и пригласил на роль полицейского в спектакле «Tagahoovis». Это был первый спектакль возрождаемого после длительного перерыва театра «Вильде». В 2005 году я основал при театре русскую студию и до 2010 года ею руководил. После женитьбы и рождения сына я отошёл от этой работы, хотя страсть к театру и актёрству – это зависимость, от которой, раз попробовав этот наркотик, невозможно избавиться.
Всего у меня пятеро детей, и это без сомнения самое важное, что надо обо мне знать. Всё остальное на данный момент в иерархии моих ценностей находится на пятом-десятом месте.
Павел, что остаётся от времени?
От времени остаётся лишь пустота. Космическая пыль. Поэтому я хочу быть честным. Я не хочу лгать. Я не хочу причинять боль другим. Я делаю всё, чтобы любить окружающих безусловной любовью. Делаю всё от меня зависящее, чтобы меньше находиться мыслями в прошлом или в будущем. Стараюсь вдыхать полной грудью и получать радость от того мгновения, в котором нахожусь прямо сейчас. Потому что следующего мгновения может и не быть.
Беседовал Тимур Гузаиров
Заглавное фото: Анна Вязникова
