Фотограф из Лисичанска. Разговор с Анной Вязниковой

Тимур Гузаиров
Фото: из личного архива Анны Вязниковой

До 2022 года я не слышал о Лисичанске. Ты родом из этого города.

Лисичанск по меркам Украины небольшой. По численности населения до 2014 года он был, как Тарту. Поэтому, наверное, мне сейчас комфортно здесь, в Тарту – примерно одинаковое пространство. Лисичанск – город с очень богатой историей. У нас очень много было бельгийской архитектуры конца XIX века. Приехали бельгийцы, поспособствовали развитию городской архитектуры, постройке содового завода, который был одним из градообразующих предприятий.

Где-то с 2010–2011 годов предприятия в нашем городе постепенно начали исчезать, закрываться, разбираться. И наш промышленный город стал не совсем промышленным. Учитывая, сколько предприятий закрылось, я не знаю, как наш город вообще выживал. Но в Лисичанске прошло всё мое детство, вся юность. Это – душевный город, это моё.

Чем ты занималась в Лисичанске?

Я работала журналистом на телеканале, а фотография у меня была больше как хобби и дополнительный заработок. В основном я снимала для себя, были частные заказы: свадьбы, выпускные, индивидуальные фотосессии. Мечтала, конечно, чтобы фотография была моей основной деятельностью, несмотря на то, что мне нравилось работать на телеканале. У нас был замечательный коллектив, небольшой, но очень классный. Очень дружеские отношения. Но всё равно хотелось свободы действий. Потому что, когда ты работаешь на кого-то, это всё равно тебя ограничивает.

Сколько раз было такое: наступает весна, вокруг всё расцветает, такая красотища, думаю: «Всё, на выходных поедем фотографироваться». И тут у нас начинается: одни выходные – рабочие, вторые – рабочие, третьи – рабочие, и весна просто прошла мимо меня. То же самое осенью. Когда у тебя есть стабильная работа, она вносит свои коррективы в планы, в жизнь, а мне всегда хотелось свободы действий.

Чем ты занималась на телевидении?

Видеосюжеты, интервью, репортажи… да всё. Спектр был действительно широкий. Когда ты работаешь в маленьком коллективе, то нужно быть универсалом. Мне очень нравилось делать сюжеты о выставках. Я снимала всё: от детских мероприятий до чуть ли не политических битв. Очень любила спортивные соревнования, у нас в городе проходили всеукраинские соревнования по мотокроссу.

Ты ездишь на мотоцикле?

К сожалению, нет, я только люблю посмотреть.

Всё же боишься, значит.

Не то что боюсь, у меня не было возможности этому научиться.

А чего ты боишься?

Чего я боюсь? Боюсь, что я не смогу заниматься любимым делом. Боюсь, что у Эстонии сосед такой же, как и у Украины. Реально боюсь, потому что всякое может быть. Боюсь, что в какой-то момент у меня, возможно, не окажется единомышленников, и не с кем будет поговорить о творчестве. Да много на самом деле страхов. Если глубоко поковыряться, то я думаю, ещё два-три страха найдётся.

24 февраля 2022 года…

Как мы этот день встретили? Как он начался? Начался он обычно. Я утром проснулась, собираюсь на работу, собираю детей в школу. Я, как обычно, заварила себе кофе. Пью и залезла в интернет, как всегда. И там новости, что началась война. Последние несколько дней у нас было шумно. От нашего города до линии разграничения было всего лишь 70 километров. Было слышно. То громкое, шумное утро ничем не отличалось от предыдущих двух или трёх. И я читаю новости, думаю: «Как-то что-то непонятно».

Я позвонила в школу: «Детей не отпущу». Мне говорят: «Вы знаете, у нас сегодня никто в школу не идёт». Вроде читаю новости о начале войны, но как-то до сознания это не доходит. И физически на тот момент это не ощущалось. Я поехала на работу. Мы спрятали всю технику и поехали домой. С работы нас отправляли домой на такси, потому что маршрутки уже не ходили. И такси с трудом нашлось, потому что многие начали уезжать из города. А у тех таксистов, которые остались, цены были уже приличные.

Где-то ближе к вечеру начались прилёты. Было страшно. Самое страшное было, когда мы сидели в коридоре.

Вот сидишь на полу, и куда-то попало, и ты не знаешь куда, слышишь этот прилёт, и стены дрожат. Честно, мне очень было страшно, что дом не выдержит вот этой трясучки, просто развалится, и мы останемся под завалами. Потом привыкли.

Мы с мужем тогда ещё курили. Обычно курили дома, открывали окошко, высовывались на улицу, чтобы дым в квартиру не шёл. Свет вечером выключали, режим темноты, и мы с ним – два огонька. Март месяц, все деревья голые. Мы закрывали кухню, открывали окошко, садились на пол, чтобы нас не видно было. И вот я помню: сидим мы на полу, курим, и летят два оранжевых огонька откуда-то. Боже, мы так перепугались, быстро выбежали в коридорчик, сидим. Через несколько дней опять сидим так на полу, прилетают эти огонёчки. Говорю: «Красиво летят».

Вот это страшно: человек такое существо, что привыкает ко всему. И страшно, что когда ты привыкаешь к этой обстановке, у тебя инстинкт самосохранения как-то притупляется. Спустя какое-то время мы уже начали понимать, когда идёт плюс, когда идёт минус. В смысле, когда улетает от нас и когда прилетает к нам. В некоторых случаях мы уже понимали, «Град» это или миномёт. Это на самом деле страшно, реально страшно.

До какого числа вы оставались в Лисичанске?

До 26 марта.

Каким было снабжение города?

У нас дома запас продуктов был всегда. Первое время был интернет. Было очень много чатов, групп, где говорили, куда и что привезли. Читали, что люди часами стоят за гуманитаркой. Многие, отстояв целый день, уже практически ничего в конце не получали. Магазин недалеко от нашего дома каждый день открывался в семь утра, привозили хлеб. Кроме хлеба там, конечно, ничего не было. Не более двух буханок в одни руки. Пока у нас дома были продукты, всё было нормально. Мы один раз ходили за гуманитаркой в баптистскую церковь. Нужно было два часа отстоять на службе, и после они выдавали гуманитарку. Воду мы набирали на гаражах. Там был колодец, и оттуда постоянно бежала питьевая вода. Для технической воды мы растапливали снег. Вот, собственно, так и выживали.

Чем ты всё это время занималась в Лисичанске?

Курила и сидела в телефоне. За всё это время я на улицу выходила только три раза. Первый раз, когда мы ходили за гуманитаркой. Второй раз, когда мы с мужем впервые ходили за водой. И в третий раз – уже когда на эвакуацию.

Вас всех эвакуировали?

Нет, не всех. Закрадывались мысли, что придётся, возможно, уезжать, но мы не собирались. Мы всё-таки надеялись, что всё будет как-то более-менее хорошо. Никто не думал, что затянется так надолго.

Моя подружка (она 3 марта приехала в Таллинн) стала писать: «Какого чёрта ты сидишь дома? Собирай детвору, приезжай сюда. Я тебе уже нашла семью, кто тебя примет здесь в Эстонии».

Понятное дело, что мне было страшно ехать, потому что деньги, какие были, закончились. Ехать куда-то в неизвестность, без денег, без ничего, не зная языка… Ну, страшно, реально страшно. Я думала дня три: ехать не ехать, а потом мы приняли решение, что всё-таки надо двигаться.

И я три дня не могла выехать, потому что мы не могли поймать автобус. От МЧС приходили смс: в такое-то время будет автобус. Но мобильная связь работала с дикими перебоями. В 12 часов дня мне пришла смс, что сегодня в 10 утра отправка эвакуационного автобуса. То есть уже всё. В итоге муж сходил, забронировал место, сказал, что будет женщина с двумя детьми, и на следующий день мы поехали.

Что ты до отъезда знала об Эстонии?

Я просто знала, что она есть. Я знала её примерное расположение, но с кем она граничит, я не имела понятия. У нас в спальне висела большая политическая карта мира, и вот я пошла, значит, посмотреть. Смотрю, соседи, Россия… я и села.

Как вы приехали в Тарту? Каким был ваш путь?

Дорога была очень сложной. Мы четверо суток добирались до Тарту. Сначала мы выехали из нашего города на автобусе до станции Новозолотарёвка. Это довольно периферийная станция. Там рядом нет жилых домов, стоит кирпичное здание и железная дорога. Мы прибыли туда, просидели, наверное, часа четыре в ожидании нашего дизеля. Из Новозолотарёвки до Краматорска и далее до Львова.

В Краматорске тоже был страшный момент. На перроне очень-очень много людей, летит самолёт. Все просто замерли. Часть людей побежала в здание вокзала, часть людей осталась на перроне. Я стою, смотрю и понимаю, что бежать в здание смысла нет. Абсолютно никакого. Мы просто стояли и молились, чтобы самолёт не вернулся. Но, думаю, скорее всего это был наш самолёт. Это уже потом осознание пришло.

В пути, в поезде, я познакомилась с женщиной из нашего города. Как оказалось, она была школьной учительницей моей коллеги по телеканалу. Так вот мы вместе и ехали в Эстонию. Она сейчас в Таллинне, мы до сих пор общаемся.

Из Львова до границы мы доехали на автобусе. До Варшавы на поезде, а оттуда до Тарту на автобусе. В Варшаве стояли палатки, где можно было покушать, попить. Всё было организовано, вплоть до мелочей. В принципе, на всём пути были организованы питание и ночлег.

В Варшаве случилась смешная история. Я говорю: «Мне нужно в Тарту. Меня там ждут, будут встречать». Волонтёр говорит: «Хорошо, мы вам оформим билет до Валки, а из Валги на поезде до Тарту». Оформили билет. Я пишу подруге, которая в Таллинне. А она отвечает: «Аня, почему ты всё делаешь не так, как я тебе говорю?» – «В каком смысле? Я же спросила волонтёров. Мне что сказали, то я и делаю». Она говорит: «Тебе надо приехать на автовокзал. Вот адрес. Оттуда идёт прямой автобус, нигде тебе пересаживаться не надо». И вот я показываю таксисту, который нас вёз на ночлег, чтобы завтра утром на поезде ехать, что мне в другое место. Отвёз он нас на автовокзал, помог сумку донести, проконтролировал, что мы на месте, что всё хорошо, без проблем. Переночевали на автовокзале.

Какие у тебя в дороге возникали мысли?

Честно? Я не помню. Вот реально не помню.

А как дети дорогу перенесли?

Очень тяжело. Во-первых, мы очень мало спали, мы где-то в двенадцать или час ночи ложились спать, в пять-шесть утра уже вставали. В первый день мы выспались в поезде. Да, в Украине поезд часто останавливался где-то в поле, как говорится, режим световой тишины. Пока где-то идёт тревога, поезд стоит с выключенным светом. Когда мы уже ехали на автобусе в Тарту, детей начало тошнить, дошло до таких симптомов.

Когда мы приехали, с нами случилась история. Мы выехали из Лисичанска 26 марта. 27 марта у сына день рождения, 28 марта – у дочери. Когда мы прибыли сюда, получилось так, что полицейские поздравили детей с днём рождения. Видимо, моя подруга из Таллинна подсуетилась и сообщила волонтёрам. Итак, мы сидим в центре, время около трёх часов ночи. Нам оформляют документы. Один мужчина постоянно заходит и спрашивает: «Всё что ли?» Я, честно говоря, перепугалась, потому что ни о ком другом не спрашивает, а о нас почему-то спрашивает. Что такое? Может, с документами что-то не то. Когда закончили, он говорит: «Берите вещи, пойдёмте со мной». Думаю, ну, всё, капец. Заходим в комнату, а там два тортика, подарки. Полицейские спели Happy Birthday. Это было так приятно, неожиданно.

Во время вашего бегства из Украины в Эстонию, у тебя как фотографа какие картины запечатлелись?

Странно, но, наверное, никаких. Потому что, во-первых, всё время с начала войны я фотоаппарат даже в руки не брала. Не хотелось. Хотя у меня была возможность многое снимать, даже не выходя из дома, из окна. Но мне не хотелось. Это, наверное, не то, что я бы хотела видеть в своих работах. Это был страх, разруха. Я видела не то чтобы прямо руины, этого, слава Богу, я не успела увидеть. Но вот эти битые оконные стёкла, куски бетона, которые разлетелись в разные стороны. Я бы не хотела увидеть свой город в том состоянии, в котором он теперь.

Конечно, фотографии мне попадаются в интернете, то, как Лисичанск сейчас выглядит. Но фотографии и видео это одно, а когда ты видишь это вживую, это совершенно другое. Я этого видеть не хочу. Я буду реветь много.

Первое время в Тарту вы жили в эстонской семье.

Мы немного пообщались ещё, когда я была в Лисичанске, когда Алиса сказала, что нашла семью и дала мне ссылку в Фейсбуке. Алиса меня предупредила, что на русском языке они не говорят, только на английском. Я думаю: «ОК, буду вспоминать школьную программу». Первое время общаться на английском языке было невероятно тяжело, потому что учить-то я его учила, но в жизни никогда не использовала. Не было необходимости.

Мы приехали в Тарту 30 марта в час ночи. Договорились, что Сирли меня заберёт из центра, возле Lõunakeskus, в восемь утра. Она к зданию подъехала с центрального входа, а мы с детьми вышли оттуда, куда подъехал автобус. И получается, что не можем друг друга найти. По телефону объясняемся на английском и не видим друг друга, я уже стою, чуть ли не плачу – одни, неизвестно где. С горем пополам нашлись, поехали к ним домой.

Нас встретила её мама. Такие душевные люди, воспринимают нашу боль как свою. И они меня спрашивают: «Что тебе первым делом нужно, что ты хочешь?» Я говорю: «Первым делом я хочу в душ. Четыре дня пути, всё-таки хотелось бы помыться».

Было сложно общаться первые две недели. Потому что всё-таки для иностранного языка нужна практика. Затем разговорились обе. И я, и Сирли, и дети начали потихоньку говорить на английском. Я была поражена, что дети начали общаться буквально с первого дня. Они моментально додумались, что можно использовать гугл-переводчик. И так мы прожили вместе три месяца, до сих пор дружим. У этой эстонской семьи свой дом, примерно в 17 км от Тарту. Они были готовы взять нас на год. Но получилось так, что я уговорила своих родителей приехать наконец-то. У папы возраст уже был 63 года – выездной. И они, слава Богу, решились приехать сюда. И мне пришлось искать квартиру в Тарту.

Ваша семья участвовала в съёмках эстонского документального фильма. Кто его делает? Что тебе важно было сказать?

Сначала была съёмка короткометражного документального фильма. Участвовали три семьи из Украины, которые живут в Эстонии. Фильм получил хороший отклик, и режиссёр получила финансирование для съёмки уже полнометражного фильма. Работа над ним длится до сих пор. Детали пока не разглашаются. Режиссёр Катрина Лехисмаэ. Фильм, в частности, о том, как люди адаптируются, живут, как они достигают каких-либо целей в чужой стране. Мне было важно сказать зрителю то, что пока ты жив, безвыходных ситуаций нет. Из любого положения можно найти выход. И на самом деле я считаю, что какими бы ни были трудности и неудачи, они всё-таки делают нас сильнее.

Я знаю, что ты учишь эстонский язык.

Да, без эстонского никуда. Эстонский очень красивый язык. Я не могу сказать, что я полиглот. Мне всё-таки он даётся сложно. Но у меня есть продвижение. Я буквально недавно это поняла. Думала, что не умею говорить, мне тяжело. А получилось так, что у меня была встреча с одной женщиной, она на английском не говорит, только на эстонском. И мы с ней общались полтора часа, и всё это время мне приходилось говорить на эстонском. Я была удивлена, что, оказывается, я могу говорить.

Как ещё ты адаптируешься к жизни в Тарту?

На самом деле в Эстонии адаптироваться было не очень сложно. Первое время мне очень сильно помогала Сирли. Она меня возила везде, куда нам надо было. Мне кажется, если бы я это делала сама, я, наверное, села бы где-нибудь посреди улицы и просто кричала, потому что не знала бы, что мне делать. А так она рядом, огромное спасибо. Сирли знала, куда меня надо везти и что делать.

Далее, как оказалось, в Эстонии довольно много людей говорят на русском языке, и это очень спасало первое время. Я была очень удивлена и рада тому, что молодёжь, все знают английский язык, то есть хоть немного, но объясниться с человеком есть возможность.

Что у тебя при адаптации не совсем получается?

Мне хотелось бы всё-таки больше общаться с эстонцами, свободнее. Вот такая проблема. Когда начинаешь общаться с эстонцами, то эстонец либо переходит на русский язык, если он на нём говорит, либо на английский. И у меня, получается, нет языковой практики. Даже в магазине так, я хочу что-то спросить, они слышат мой дикий акцент и переходят на русский язык. А я же так хотела попрактиковаться хоть немножко!

Чувствовала ли ты поддержку города, нашего государства, местных жителей?

Да, конечно. Первое время государство поддерживало финансово, то есть на прожиточный минимум человек мог рассчитывать. Также продуктовая помощь была очень весомой поддержкой. Давали, по-моему, единоразовую компенсацию за жильё, но я почему-то решила, что не буду пользоваться, я не знаю почему. Я, честно говоря, уже очень давно не пользуюсь социальной помощью, но, насколько я знаю, до сих пор есть люди, которым государство помогает.

Что касается обычных людей, то тут я, честно говоря, в шоке. Первый раз я была шокирована, когда мне принесли ноутбук. Второй раз я была шокирована, когда мне написал в Фейсбуке мужчина и сказал: «Если вам нужен ещё один фотоаппарат, я вам привезу» – и он его привёз. Однажды, когда я уже купила себе новую камеру, поехала снимать большую семью, там был один мужчина. Говорит: «Слушай, а тебе нужна ещё одна камера? У меня завалялся старенький 5D Mark III». Я: «Что? В смысле? Да я же мечтала об этом фотоаппарате не знаю сколько лет». Это он сейчас уже как бы считается стареньким. И он говорит: «Хочешь, я тебе его отдам? Только в Валгу надо приехать». Мы с детворой на следующий день поехали в Валгу, и он подарил мне фотоаппарат и три объектива L-серии. Я была в таком шоке, потому что это действительно очень дорогая техника.

А сколько людей, которые просто приносили одежду, информационно помогали. На самом деле мы постоянно чувствовали поддержку людей. Буквально во всём.

Когда ты начала заниматься фотографией в Тарту?

После приезда в Эстонию у меня закралась такая идея. А почему бы не попробовать? Хотя бы пока не трудоустроюсь. Я дала объявление в разных группах и получила первые заказы. Первая клиентка у меня была Хейди Плумберг. Я фотографировала её с дочкой в Ботаническом саду. Она потом ещё ко мне приходила на фотосессии. До сих пор общаемся.

Почти за три года я познакомилась с огромным количеством людей. Как со славянами, так и с эстонцами. За это время в Тарту состоялась одна моя фотовыставка в Физикуме. Помог её организовать профессор Яак Кикас. Огромная ему за это благодарность. Я также участвовала в фотоконкурсе «Времена года в Таллинне». Одна моя фотография получила специальный приз жюри. Основная моя работа – это индивидуальные женские фотосессии. Очень много снимаю семьи. Также концерты, мероприятия, съёмка на улице. Спектр очень широкий. Единственное, что я не снимаю – это ньюборн и ню. Это не моё.

Что ты хочешь передать своей фотоработой?

В первую очередь, я хочу показать той или иной девушке, какой она на самом деле может быть. Я слегка довожу реальность до идеала. Всё-таки очень важно, чтобы человек на фотографии оставался собой. Но меня цепляет то, каким человек хочет стать. Мои фотосессии – это об уверенности в себе, это о сильном женском взгляде, о том, что женщина – это всё-таки огромная часть прекрасного в этом мире. У меня есть девчонки, которые стали более в себе уверены, начали делать что-то новое, у них появились новые цели и мечты. Эти девочки ко мне приходят на постоянной основе, потому что на каждой фотосессии чувствуют в себе изменения.

Аня, кто ты сейчас?

Я себя вижу уже достаточно сильной личностью, потому что жизнь заставила. Но всё равно где-то там, в потаённых уголках моей души сидит девочка, которая всегда и всего боится. Иногда эта девочка даёт о себе знать, вылезает наружу, но я её так пытаюсь воспитать, что страхи свои нужно преодолевать.

Какие страхи ты преодолела?

У меня остаётся страх будущего. Я вижу будущее, какое я хочу, но вопрос – получится ли? Чтобы остаться в Эстонии, иностранец должен выполнить определённые условия. Преодолеть получилось то, что я наконец-то решилась на открытие своей фотостудии. Но открыть – это одно, а другое дело – держаться на протяжении всего времени. Я боюсь провала, что сделаю что-то не так, но, несмотря на этот страх, я всё равно продолжаю двигаться вперёд, хочу довести это дело до конца и получить результат, который я себе наметила.

Ты чужая в Эстонии?

Я считаю, что нет, потому что у меня очень много хороших знакомых среди эстонцев. Я себя чувствую здесь комфортно, как дома. Мне здесь хорошо.

У твоей семьи в Эстонии статус беженцев?

Пока да. Раньше я думала, что быть беженкой – это как быть бомжом, не иметь ничего, с голым задом, как говорится. Сейчас беженство даёт какие-то привилегии. На данный момент я себя беженкой уже не ощущаю. Единственное, присутствует страх, что в какой-то момент Эстонское государство скажет: «Всё, собирайте вещи, до свидания», – а ты уже здесь укоренился, дети учатся, у тебя есть некая стабильность в жизни. Я приехала в Эстонию и мне пришлось тут начать всё сначала.

Ты вернёшься в Украину?

Нет, не думаю. Потому что, во-первых, у нас в городе было очень мало перспектив ещё до войны. А сейчас их там нет вообще, половина города разбита. Я уже говорила, что мне страшно увидеть его в таком состоянии. Во-вторых, честно говоря, надежда на то, что город вернётся под контроль Украины, с каждым днём всё меньше, меньше и меньше. А ехать на территорию, подконтрольную России, я не хочу и не поеду.

Насколько хорошо ты узнала Эстонию за эти почти три года?

В 2022 году у меня был трёхмесячный контракт с Эстонским национальным музеем. Я делала фотоистории об украинских семьях, которые приехали в Эстонию после начала войны. Благодаря этой работе, я объездила всю Эстонию, кроме островов. Была во всех частях: Нарва, Пярну, Таллинн, Муствеэ, Вильянди…

Какой мне Эстония показалась? Зелёной. Вот что-что, а природа в Эстонии просто потрясающая. Иногда едешь, лесная местность – и такое ощущение, вроде в сказку попал. Очень красиво.

Какое у тебя создалось общее впечатление, когда ты фотографировала других украинцев в других частях Эстонии?

Как они устроились? Я скажу так, это был конец 2022 года. Сентябрь, октябрь. На тот момент люди ещё были перепуганы. В глазах читалась неопределённость и непонимание своего будущего. Я думаю, если сейчас встретиться с этими людьми, то они уже совершенно другие, и разговор у нас получился бы совершенно иным.

У тебя в глазах есть определенность?

Посмотри. Есть планы на будущее, но иногда жизнь вносит свои коррективы, на которые ты не можешь повлиять, поэтому что-то загадывать на 100% я не могу. Просто есть план, которому я следую, а жизнь покажет.

Девятого марта состоится открытие твоей фотостудии.

В начала этого года я решила, что мне необходима студия. Я думала её открыть ближе к новогоднему сезону, но решила, что надо прямо сейчас. Изначально я хотела арендовать помещение в Sangar, но один предприниматель посоветовал мне этого не делать и искать помещение в Aparaaditehas. Туда трудно попасть, там всегда всё занято. И тут буквально через неделю после этого разговора мне попадается объявление, что освобождается помещение именно фотостудии, и они ищут туда фотографа. Я поняла, что это знак. Мы уже подписали договор об аренде.

Сейчас на сайте Hooandja идет краудфандинговая кампания по сбору средств для покупки необходимого оборудования для студии. Ссылку я публикую в Фейсбуке, Инстаграме, во всех социальных сетях. Сбор средств происходит на основе подарков. За определённую сумму вы получаете определённый подарок. Планирую сделать интерьерную часть в студии, также начать обучение других фотографов.

Предпоследний вопрос. Как твои дети себя чувствуют в Тарту?

Мне кажется, замечательно. Сын наконец-то нашёл занятие по душе, ходит на тренировки по кикбоксингу. Дочка решила пойти на дзюдо, в понедельник будет первое пробное занятие. А вообще, она целыми днями проводит в молодёжном центре. Друзья у них есть как среди наших украинцев, так и среди местных, русскоязычных ребят. Общаются и с эстонцами, но не так тесно. И опять же, они больше общаются не на эстонском, а на английском. У дочки с эстонским более-менее всё хорошо обстоит, у сына немного похуже.

В Тарту дети ходят в девятый класс. Они погодки. Здесь Илья пошёл, как положено, по возрасту, а с Ириной я просто решила, что им вдвоём будет проще. А в украинской школе сейчас Ирина в девятом классе, а Илья в десятом. Они ещё продолжают там учебу.

Аня, оглядываясь на свой жизненный опыт, особенно в последние три года, какой ты дашь ответ на вопрос: что остаётся от времени?

Ничего. Только память. Время – это самый ценный ресурс, который есть у человека. И вот если этого времени не остаётся, то не остаётся ничего. Мы обычно часто говорим: «Ой, у меня нет времени». И когда человек на протяжении всей своей жизни повторяет эту фразу, то он, по сути, и не жил. Потому что всегда нужно находить время на семью, на друзей, на отдых, на познание чего-то нового. И если его нет, то нет ничего. Был период, когда у меня не было времени. Сейчас я нахожу время на всё, что для меня важно, что мне интересно. Я очень хотела бы путешествовать. Пока это желание я реализую на территории Эстонии. Возможно, в дальнейшем получится и немножечко дальше.